Барбара Картленд - Замок Спящей красавицы Страница 14

— Ваша тетушка назвала мой замысел безрассудной авантюрой, — ответила она. — Но надеюсь, вы понимаете, что я должна его осуществить.

— Понимаю и одобряю ваше мужество, — произнесла Эмме Обиньи и, сделав выразительный жест, добавила: — Прошу садиться. Мы с вами без промедлений должны обсудить план действий, пока в моем доме никто не знает, кто вы такая.

— Вы имеете в виду прислугу? — удивленно спросила Йола. — Разумеется, слуги ничего не должны обо мне знать.

— Совершенно верно, — согласилась хозяйка дома. — Париж — рассадник сплетен. Слуги болтают везде и всюду. Любое слово, произнесенное в доме, мгновенно становится достоянием соседей. Здесь невозможно сохранить что-нибудь в тайне.

— Мою тайну необходимо сохранить, — заявила Йола, а про себя подумала, в какой ужас пришла бы бабушка, узнай она, чем занимается в Париже ее внучка.

— Прежде всего, — продолжила мадам Обиньи, — мы должны выбрать для вас имя, если вы еще не придумали его.

— Пока нет. Я как раз собиралась поговорить с вами об этом и посоветоваться, — ответила гостья. — Я хотела назваться Йолой, потому что никто, кроме отца, не называл меня так. Для всех я Мария Тереза.

— Йола — очаровательное имя! — похвалила Эме Обиньи. — И поскольку вы так красивы, почему бы вам не назвать себя Йолой Лефлёр? Это имя вам идеально подходит. В нем есть что-то театральное, а ведь вам именно это и нужно.

— Отличная идея! — ответила юная графиня.

— Значит, пусть так и будет. Я скажу всем, что вы моя давняя подруга, с которой я не виделась несколько лет и которую хочу представить парижскому обществу.

Она окинула гостью придирчивым взглядом, вызвавшим вопрос:

— Вы думаете, что мне следует изменить внешность?

— Только платье, — ответила мадам Обиньи.

— Платье?

— Да, оно идеально подходит для юной благовоспитанной барышни, но, пожалуй, будет смотреться неуместно, если вы намерены выглядеть старше своих лет, что весьма важно в данном случае.

— Насколько старше? — уточнила Йола.

Мадам Обиньи вновь смерила ее оценивающим взглядом.

— Думаю, если изменить прическу и надеть соответствующие платья, мы сможем выдать вас за особу двадцати двух — двадцати трех лет.

Йола не видела в этом необходимости и посмотрела на хозяйку дома с недоумением.

— Если я начну появляться в свете в сопровождении слишком юной девушки, только что выпорхнувшей из стен пансиона благородных девиц, — поспешила объяснить Эме Обиньи, — это может вызвать подозрения и ненужные разговоры.

— Да, понимаю, — вынужденно согласилась Йола.

— Вам придется изображать мою хорошую знакомую. Я никогда не скрываю, что мне двадцать семь. Вы тоже должны быть старше своих лет, чтобы понимать тот мир, в котором вы собираетесь сыграть роль.

— Да-да, я понимаю вас, — испуганно ответила Йола.

— Поэтому нужно первым делом отправиться за платьями для мадемуазель Лефлёр.

— Я готова, — с улыбкой ответила юная графиня.

— Вы не желаете сначала немного отдохнуть, поесть и что-нибудь выпить?

— Нет, благодарю вас. Я позавтракала в поезде. Наш повар счел, что поездка в Париж подобна путешествию в Тибет или восхождению на вершину Монблана и снабдил меня провизией в таком количестве, что я просто не могла все съесть.

— Отлично, — заметила Эме Обиньи. — Я распорядилась, чтобы карета оставалась наготове, и чем раньше мы выедем из дома, тем меньше шансов, что вас кто-то заметит в вашем нынешнем обличье.

Сказать по правде, Йолу слегка задело, что ее элегантный дорожный костюм, который она купила перед возвращением в родовое поместье, в глазах хозяйки дома был чересчур «детским». Однако она знала, что ей следует во всем довериться мадам Обиньи.

Когда они собрались выйти из дома, она не могла не заметить разницы в их внешнем облике. Мадам Обиньи была одета просто, в черное, но столь элегантное платье, какое могут сотворить лишь лучшие парижские портные. Впрочем, у платья были белые детали и отделка из тесьмы, а крой выгодно подчеркивал стройную, но вместе с тем очень женственную фигуру.

Йола также обратила внимание, что на ее новой знакомой было всего несколько бриллиантов, зато превосходных.

— Надеюсь, вы понимаете, что я буду вынуждена обращаться к вам по имени, так что не сочтите это излишне фамильярным, — сказала Эме Обиньи, садясь в карету.

— Я скажу вам тоже самое, — улыбнулась в ответ Йола.

— Отлично, Йола, — ответила Эме. — Думаю, это будет увлекательное приключение, но нам придется проявлять осторожность, великую осторожность, чтобы никто, даже мой обожаемый герцог, не догадался, кто вы такая.

— Мой секрет известен лишь вашей тетушке, — сказала Йола. — Она была чрезвычайно добра ко мне.

— Тетушка — замечательный человек, — ответила Эме. — Она была так счастлива с вашим отцом после безрадостной молодости.

— Мне ничего не известно о ее прошлом, за исключением того, что она была замужем за месье Реназе.

— Да, она была замужем. Она вышла за него, когда ей было семнадцать. До самой его смерти ее жизнь была нескончаемой чередой унижений и обид.

Йола пробормотала слова сочувствия. Эме продолжила:

— Наверное, вы не знаете, что отец тети Габриель, мой дед, был выдающимся человеком.

— Расскажите мне о нем, — попросила Йола.

— Он был ученым и написал несколько книг, главным образом скучных научных трактатов, ценимых лишь в кругу таких же ученых мужей, как он. Он пользовался большим уважением в его родном Бордо. — Эме умолкла, словно вглядываясь в прошлое, затем заговорила вновь: — К сожалению, он не питал теплых чувств к собственной семье и, когда приходила пора выдавать дочерей замуж, делал это без колебаний.

— Похоже, брак всегда занимает мысли наших родственников, — с легкой горечью прокомментировала Йола.

— Мои дедушка и бабушка не были исключением, — произнесла Эме, — и тетю Габриель, умницу и красавицу, выдали за пятидесятилетнего мужчину, поскольку он был важной фигурой в Бордо и его окрестностях.

— И ей ничего не оставалось, как подчиниться воле родных.

— Разумеется, — подтвердила Эме. — Она боялась мужа и прониклась к нему отвращением с первых же дней брака. Но все это не имело никакого значения, потому что родители тети Габриель гордились своим зятем.

— Вы говорите, она была несчастна? — спросила Йола.

— Месье Реназе крепко пил и имел привычку вымещать свою злобу на лошадях и жене. К счастью, одна из лошадей однажды, не выдержав зверского обращения, встала на дыбы и сбросила его, так что муж тети Габриель сломал себе шею.