Жюльетта Бенцони - Ловушка для Катрин Страница 14

Под капюшоном черной мантии она увидела светлую голову Мари Роллар, улыбнулась ей и сделала знак подойти, давая место на скамейке. Ей вдруг захотелось поделиться опасениями с Мари, забыв о своем титуле, который даже перед лицом Бога пугал и беспокоил ее. Она знала, что Мари не собиралась просить у неба отвести от них его гнев. Она не боялась: спокойствие читалось в ее прозрачных светлых глазах. В ее жизни было столько опасных приключений еще в родной Бургундии, а затем в гареме Гранады, что ее было невозможно испугать осадой.

После пребывания в стране мавров она сохранила особое чувство фатальности, неизбежности, спокойную рассудительность и удивительное умение приспосабливаться к обстоятельствам. Глядя на нее, коленопреклоненную, с розовым лицом, обрамленным батистовой накидкой, и с косами под чепцом, что придавало ей вид монашки, с опущенными веками и шевелящимися губами, Катрин спрашивала себя, та ли это женщина, которую она впервые увидела растянувшейся на шелковых подушках или нежащейся в бассейне с голубой водой. Неужели это та, которую сначала звали Мари Вермей, потом Айша, которая благодаря чуду любви стала наконец Мари Роллар, почтенной женщиной, занимавшей при владелице замка место придворной дамы и заведовавшей гардеробной и бельевой.

С тех пор как покинула Гранаду, Мари не вспоминала о том странном времени, когда она была только маленьким зверьком для царственных прихотей, одной среди многих других. С того времени, когда она вложила свою руку в руку Жосса Роллара, она отбросила свою старую кожу одалиски, как отбрасывает кожу змея. Она стала молоденькой девушкой во время своего первого увлечения и восторга, а затем любящей супругой.

Сегодня она была искренне признательна сеньору Монсальви за то, что, собрав всех своих людей для похода на Париж, он оставил здесь свою жену.

Позволив Мари послушно повторять слова молитвы, Катрин со сдавленным вздохом закрыла лицо руками. Она не молилась, она не могла.

– Господи! Пошли нам помощь! – прошептала она, решившись наконец обратиться к небу. – Сделай так, чтобы битва не была так ужасна! Один человек уже лишился жизни… Господи, прости мне эту смерть! Если бы я только знала…

Поздно ночью, когда останки брата Амабля были преданы земле в присутствии одетой в черное мадам Монсальви и тех горожан, кого долг не удерживал на стенах, один человек опустился в недра земли по лестнице, которая вела из погреба донжона.

Он нес факел, кинжал и письмо. Перед тем как исчезнуть в густом мраке подземного хода, он послал Жоссу, который проводил его до места, прощальную улыбку.

Никто больше не увидел его живым…

Подземный ход

Атака началась на восходе. Рассчитывая, что холодный рассвет заставит людей ослабить внимание после долгой бессонной ночи, Беро д'Апшье бросил свое войско на штурм, определяя те места стены, которые казались ему самыми уязвимыми.

В полной тишине, пользуясь ночной темнотой, наемники смогли завалить фашинами часть рва, впрочем, почти пересохшего, и как только солнце окрасило восток розовым светом, нападавшие стали приставлять лестницы к стенам.

Но как тихо ни совершались эти приготовления, они привлекли внимание дозорных, и, когда увлекаемые Гонне солдаты бросились на лестницы, их встретил такой ливень из камней и кипящего масла, что они поспешно отступили.

Гонне с обожженным плечом выл, как больной волк, и показывал защитникам дрожащий от гнева кулак. Через два часа ферма Сент-Фон горела факелом.

Стоя вокруг Катрин на галерее, часть жителей видела, как она горит и как по серому небу тянутся длинные грязные полосы дыма. Оперевшись о плечо своего мужа, который, не в силах оторвать глаз от пожарища, машинально похлопывал ее по спине, Мари Бри громко плакала, и ее всхлипывания и рыдания приводили в отчаяние Катрин.

– Мы все вам возместим, Мари, – сказала Катрин тихо. – Когда уйдут эти разбойники, мы отстроим…

– Это уж точно! – подтвердил Сатурнен. – Мы все за это возьмемся. Помощь не замедлит подойти, раз у нас нет вестей от гонца. Значит, он смог пройти.

Катрин бросила на него благодарный взгляд. Это было как раз то самое, что следовало сказать в утешение Мари, а пока что она подарила ей три золотых экю.

Но на следующий день, когда была новая атака отбита так же блестяще… горела ферма Круа-де-Кок.

– По ферме или хутору в день за каждую атаку, – сказал Фелисьен Пюек, мельник, подытоживая общую мысль, – так вокруг нашего города к святому дню Пасхи останется только выжженная земля!

– Помощь не замедлит прийти, – возразил ему Николя Барраль. – В этот час Жанне должен быть уже в Карлате. Ставлю свою каску против копий монсеньора Бернара-младшего[4], которых нам пошлет его супруга мадам Элеонора.

Но ни на следующий день, ни через день ожидаемые копья не появились, зато на горизонте стало показываться беспокойство.

В ночь под Вербное воскресенье на землю обрушился яростный беспощадный дождь.

Затем начался град. Твердые и большие, как орехи, ледяные шарики безжалостно вонзались в размытую почву, вырывая робкие ростки и разрушая первые надежды на урожай.

На стенах люди Монсальви, продрогшие до костей, но с сухими глазами смотрели, как бушующие водопады затопляют окрестности. Следующая зима будет суровой и полной лишений, но кто может быть уверен, что доживет до следующей зимы? Угроза, нависшая над городом, была совсем рядом. Враг был все еще здесь, посреди моря грязи, промокший под своими палатками, теми, которые не были унесены ветром и потоками воды.

Недовольные, что погода прервала их наступление, они стали еще более злыми. Их командиры, конечно, укрылись в редких домиках предместья, но основная масса войска устраивалась как могла, стуча зубами при мысли о теплой постели и прочных крышах, спрятанных за этими толстыми стенами запертого города.

Катрин и аббат Бернар неустанно сменяли друг друга, чтобы поддержать упавших духом горожан.

Большинство жителей все свое свободное время проводили на крепостных стенах, напряженно всматриваясь в даль, в надежде, что на дороге с севера покажутся сверкающая сталь и яркие флажки арманьякских копий. Но серый горизонт оставался пустым и немым, и никакой луч надежды не нарушал его мрачной безнадежности.

Когда прошла неделя, люди Монсальви стали думать, что с их гонцом Жанне что-то случилось. Подтверждение тому они получили довольно неожиданным способом.

На заре Пасхи, восьмого апреля, в день святого Гуго, солнце поднималось с таким же трудом, как и в предыдущие дни. Небо было так низко и так дождливо, как будто солнце решило навсегда покинуть эту планету.