Анна Бартон - Во власти обольстителя Страница 14

Ему стало стыдно.

— Доброе утро, мисс Ханикоут.

Она искоса глянула в окно.

— Я проспала день и целую ночь?

— Нет. Я пошутил.

Девушка нахмурилась.

— Я зашел в детскую, увидел, что дверь открыта, и удивился почему. Мне казалось, что миссис Потсбери решила поселить вас в мансарде.

Краска густо залила ее щеки.

— Она говорила, что эта комната лучше, но мне будет хорошо и наверху. Там даже удобнее.

— Нет. Оставайтесь тут.

— Ну, тогда, — протянула Аннабелл, все так же прижимая к себе подушку, — может, вы позволите мне остаться тут одной?

Это было бы по-джентльменски и пристойно.

— Нам надо обсудить пару вопросов.

— Сейчас?

— Наверняка вам захочется отправить записку — и необходимую сумму — матери и сестре. — Оказывается, он самый настоящий невежа.

— Да, — быстро ответила она. — Я написала им письмо, изложив новые обстоятельства. — Не спуская с Оуэна глаз, девушка сползла с постели и, обойдя герцога, подошла к столику. Подушка, словно щит, так все время и оставалась между ними. Она протянула ему письмо. — Вот.

Оуэн шлепнул сложенным листом по ладони.

— Насколько вы были откровенны с ними?

— Просто сообщила, что вы наняли меня на три месяца… И что щедро заплатите.

— Это правда, — сухо подтвердил он. — Я думаю, будет лучше, если мы прямо сейчас уладим проблему вашего долга. Хочется быть уверенным, что вы не прикарманите мои бесценные артефакты и не потащите их в первый попавшийся ломбард. Кто доктор вашей матери, и сколько вы ему должны?

— Наш долг доктору Конвелу — пятнадцать фунтов плюс два фунта аптекарю мистеру Уондерсу.

Это, должно быть, большие деньги для людей с ее доходами.

— Вы подстегнули мое любопытство, мисс Ханикоут. Сколько зарабатывает портниха?

— Десять шиллингов в неделю. — Она вздернула подбородок, глаза сверкнули. — Именно поэтому я затянула с выплатами.

— Есть еще какие-нибудь просроченные долги?

Девушка нервно сглотнула и уставилась в пол.

— Квартирная плата. Мы задолжали миссис Боумен десять фунтов.

— А еще?

— Все. Но у матери с сестрой нет денег на продукты и другие важные вещи, например, на свечи, на масло для ламп. Если вы сможете добавить несколько шиллингов сверху, буду вам очень признательна.

Поджав губы, отчего ее рот превратился в узкую линию, Аннабелл ждала ответа. Просить о помощи для нее явно было что острый нож. Оуэн и без того собирался отправить ее семье деньги на повседневные расходы, но боялся, что непрошеную благотворительность эта гордячка воспримет в штыки.

— Я готов выдать вам аванс в счет оплаты. В счет того, что вы заработаете за следующие три месяца. — Он мельком глянул на скомканную постель. — Отсчет, кстати, начнется тогда, когда вы реально приступите к работе.

Аннабелл кинула подушку на кровать и стиснула кулаки. Нашла взглядом комод с лежавшими на нем очками и чепцом. Потом, задев Оуэна плечом, попыталась пробраться мимо него, чтобы добраться до комода. Увы, наступив себе на край домашней туфли, она споткнулась и потеряла равновесие.

Ойкнув, начала падать и, вскинув руки в поисках опоры, задела его за подбородок.

Оуэн поморщился, но успел перехватить ее за узкую талию и прижать к себе.

Ее ладони упирались ему в грудь, где быстрее, чем должно, заколотилось его сердце. Они стояли, почти прижимаясь друг к другу. Ее тело оказалось на удивление сильным, но податливым. Концы шелковистых прядей коснулись его руки, и он вдохнул свежий запах мыла и полотна.

Когда Аннабелл подняла на него серые глаза, Оуэн не заметил в них ни вызова, ни раздражения, которые ожидал увидеть. Во взгляде были жар и страсть. Она покусывала нижнюю губу, припухлую и слегка влажную. В паху у него заныло от возбуждения.

Оуэну захотелось поцеловать ее. Он должен попытаться! Нагнулся к ней, но она уже подняла руку к его лицу. Нежным движением медленно провела кончиком пальца ему по подбородку. От ее прикосновения кожу начало остро покалывать.

— Я оцарапала вас, — сказала Аннабелл.

Оуэн захлопал глазами и промолчал.

— Больно?

— Нет. — Голос его был необычно хриплым.

— Теперь вы можете — ах! — отпустить меня.

Господи, оказывается, он все еще прижимал ее к себе, словно изготовившись станцевать с ней какой-нибудь чертов вальс!

— Ну разумеется. — Оуэн так и сделал. С неохотой. Потом попытался разгладить помятое письмо. Показав его ей, он уточнил: — Я так понимаю, письмо нужно доставить вашей семье вместе с деньгами, которых хватило бы на жизнь в течение нескольких месяцев. Мне не хочется, чтобы вы беспокоились о родных, пока будете оставаться здесь. Это будет отвлекать вас от своих обязанностей.

Аннабелл согласно кивнула головой.

— Послать лакея за вашими вещами?

— Да, пожалуйста. После того как моя сестра Дафна прочтет письмо, она поймет, что мне потребуется.

— Отлично. Я передам сестрам, чтобы они пришли к вам в мастерскую. — Он кивнул в сторону детской. — Договоримся часа на три, после вашего ленча. Кстати, им ничего не известно про вымогательство. Я стараюсь ограждать их от таких уродств окружающей жизни.

Девушка опустила голову. Волосы, словно вуалью, прикрыли ее лицо.

— Я поняла. Обещаю… Обещаю не травмировать их.

— В особенности Роуз. Она очень ранима, — сказал Оуэн. Он не знал, как рассказать про особенности ее поведения. — Младшая сестра ни с кем не разговаривает, кроме Оливии, и то знаками. Но она умница и по-своему общительна. Оливия воспринимает ее интуитивно, а я… — Он покачал головой, явно недоумевая, почему начал этот разговор с портнихой. — Я просто хочу видеть обеих счастливыми.

— Тогда это будет и моей целью, — заявила Аннабелл, и Оуэн поверил ей. Сумела же она успокоить Роуз в магазине! Может быть, ей удастся сотворить еще какие-нибудь небольшие чудеса.

Некоторое время Аннабелл и Хантфорд молча смотрели друг на друга. Да, он был герцогом, а она наемной работницей, и существовавшая социальная лестница разделяла их. Тем не менее у его светлости сложилось впечатление, что между ними возникла невидимая связь. Судя по всему, Аннабелл тоже это почувствовала.

Оуэн повернулся, чтобы выйти через детскую, чтобы никто из случайно оказавшихся в коридоре слуг не узнал, что герцог побывал в комнате мисс Ханикоут. Проходя мимо комода, он незаметно взял поломанные очки и сунул их в карман. К счастью, она этого не заметила.

Не хватало еще, чтобы она ходила здесь с разбитыми очками на носу. Для него это дело принципа. Она может скривить шов на сестрином платье, может оступиться на этих чертовых лестницах и свернуть себе шею. В его доме и без того было много драм.