Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь Страница 14

Мощная рука зажала ей рот, и она почувствовала, что ее отрывают от земли. Кабош одной рукой поднял ее и прижал к груди.

— Попридержи язык! — прошептал он. — Иначе будет трудно спасти хоть кого-нибудь из вас… если это вообще удастся.

Полузадушенная мясником, Катрин перестала кричать, но продолжала сквозь слезы, дождем льющиеся на его волосатую руку, умолять:

— Спасите его. Спасите, я прошу. Я буду за это вас так любить.

— Я не могу. Слишком поздно. Смерть теперь для него будет только милосердным освобождением…

Катрин с ужасом увидела, как он пнул окровавленное тело.

— Мы снова его нашли! Это главное! — крикнул он. — А теперь давайте его кончать. Иди сюда, Гийом Легуа, давай посмотрим, как ты орудуешь большим ножом теперь, когда ты богат и хорошо устроился! Прикончи ради меня эту падаль!

Кузен Гийом вышел вперед. Его лицо тоже было очень красным, и на его бархатном кафтане алели брызги крови. Несмотря на богатый наряд, он снова стал самим собой, опять превратился в мясника, с теми же инстинктами, как и у остальных. Это можно было видеть по тому, какое удовольствие доставляет ему вид крови, по улыбке на его влажных мясистых губах. У него в руках был тяжелый мясницкий нож, который уже хорошо поработал за этот день. Кабош почувствовал, как в его руках напряглось тело Катрин, и понял, что сейчас она закричит. Он зажал ей рот свободной рукой и шепотом приказал Гийому:

— Шевелись. Прикончи его побыстрей… ради ребенка.

Гийом кивнул и наклонился к Мишелю. Из милосердия Кабош быстро перенес руку со рта Катрин на глаза и плотно закрыл их. Она ничего не видела, но слышала все… смертельный хрип, а затем отвратительный булькающий звук. Толпа завопила от восторга. Вывернувшись, как угорь, Катрин выскользнула из рук Кабоша и упала на колени. От того, что она увидела, ее глаза в ужасе расширились, а руки зажали рот. Перед ней в темно-красной луже лежало тело Мишеля с отрезанной головой. Из шеи, почти достигая ее колен, еще лилась кровь. Рядом лучник в зеленом мундире герцога Бургундского спокойно насаживал голову на копье.

Казалось, жизнь медленно оставляла разбитое усталое тело Катрин. Она окаменела с ног до головы. И вдруг из ее горла вырвался крик. Это был тонкий, жуткий звук, который все поднимался и поднимался до невообразимой высоты, и кровь стыла у всех, кто его слышал.

— Заткни ей глотку! — крикнул Кабошу Легуа. — Воет, как собака, почуявшая труп.

Кабош наклонился и попытался поднять Катрин. Но она, словно парализованная, тай и оставалась скорченной, даже тогда, когда он взял ее на руки. Ее тело от ужаса свела судорога, глаза остановились, зубы стучали, и нечеловеческий вопль все еще рвался из ее горла. Трясущейся рукой Кабош пытался закрыть ей рот. Она смотрела на него невидящим тусклым взглядом. Внезапно крик перешел в хрип; так хрипят пойманные животные. Детское со страдальческим выражением личико стало серым, как камень. Тело в руках Кабоша конвульсивно содрогалось. Жестокая боль, как от тысячи ножей, пронзала его. Перед глазами стоял красный туман, а гул в ушах, казалось, расколет голову. Сильная боль в затылке заставила девочку снова закричать, но на этот раз значительно слабее. Вдруг она обмякла на руках у Кабоша. Катрин услышала, как кто-то позвал:

— Лоиз! Лоиз! — Но голос казался таким далеким, словно шел из глубины земли.

Потом была только черная, разверзшаяся дыра, в которую, как казалось Катрин, она падает камнем, устремляясь вниз.

Глава вторая. БАРНАБИ-РАКУШЕЧНИК

Прошло много дней, длинных дней, когда рассветы и сумерки, ночь и день слились для Катрин. Она находилась между жизнью и смертью, ее сжигала горячка, которая грозила унести ее из царства живых. Она не чувствовала боли, но дух, казалось, покинул тело, чтобы вступить в долгую и утомительную борьбу с призраками страха и отчаяния. Из глубины бездны, в которой она находилась, ей снова и снова виделись ужасные сцены смерти Мишеля и искаженные лица убийц, кружащиеся в фантастическом танце вокруг его тела. Изредка свет и покой разума, казалось, возвращался к ней, но тут же вновь возникали незнакомые и зачастую омерзительные лица, которые девочка изо всех сил старалась отогнать от себя.

Иногда ей казалось, что очень далеко в длинном темном туннеле, в конце которого светилась еле заметная искра света, кто-то плачет. Катрин брела по этому бесконечному туннелю в поисках этой искорки света, но чем дальше она, спотыкаясь, шла, тем длиннее становился туннель.

Однажды вечером туман рассеялся, вещи вокруг нее наконец-то стали на свои места и приняли четкие очертания. После долгого ожидания она вышла из тьмы бессознательности. Все, что окружало ее, было настолько странным, что поначалу она просто приняла это за продолжение своего кошмара. Она лежала в темной комнате с низким потолком, крышей которого была каменная арка, поддерживаемая грубыми колоннами. Единственный свет в комнате исходил от огня, который высоко взметался в грубо сложенном очаге. Покрытый копотью котелок, подвешенный на крюке над пламенем, кипел и издавал соблазнительный запах вареных овощей. Тощий оборванный человек сидел на трехногой табуретке у огня и помешивал содержимое котелка длинной ложкой. Этим человеком был Барнаби-Ракушечник.

Услышав вздох Катрин, он вскочил на ноги и перебежал через комнату, все еще держа ложку в руке. Он с беспокойством склонился над ней, но его взгляд потеплел, а две глубокие морщины по обе стороны рта раздвинулись в улыбке, когда он понял, что глаза ребенка не только широко открыты, но наконец-то и видят.

— Чувствуешь себя лучше, а? — прошептал он, опасаясь, что громкий голос может повредить девочке. Она улыбнулась ему в ответ и сказала:

— Где я? Где мама?

— Ты в моем доме. Твоя мать недалеко. Она скоро придет. А что до того, как ты сюда попала, то это довольно длинная и запутанная история, с которой можно подождать, пока ты совсем не поправишься. Сейчас важно отдохнуть я набраться сил. Через минутку суп будет готов.

Он вернулся к очагу и наклонился над котелком. На задымленной стене возникла причудливая тень, но Катрин больше не боялась. Она старалась понять, как она оказалась в этом подвале и почему Барнаби превратился в ее сиделку, но мысли еще беспорядочно путались в ее голове. Свернувшись калачиком, она закрыла глаза и вскоре крепко уснула.

Только Барнаби закончил снимать пену с супа, как наверху лестницы, которая вела к узкой маленькой двери, появилась женщина.

Она была молода и могла бы быть красивой, если бы ее кожа не была такой темной, а костюм столь странным;

Ее гибкое, стройное тело облегало некое подобие платья из грубого холста. Оно было стянуто куском шерстяной в красную и желтую полоску ткани, обернутым вокруг бедер. Что-то вроде шали на плечах защищало ее от холода, а темноволосую голову покрывало сооружение, похожее на тюрбан из скрученных полосок материи, один конец которой проходил у нее под подбородком. Две тяжелые, толщиной в детскую руку, темные, как ночь, косы свисали из-под тюрбана сзади.