Александр Корделл - Поругание прекрасной страны Страница 14

В общем, мистер Снелл здорово задурил Эдвине голову своими историями о битвах и об Итоне.

Она встала, вздохнула и провела руками по бедрам. Хороша у нее была фигурка — талия тоньше, чем отцовская шея, а плечи полные и круглые, и летние платья туго обтягивали ее острые груди. Она стояла перед зеркалом и, улыбаясь, причесывалась и вплетала в косы ленточки.

— Какой он там ни будь образованный, — продолжает Морфид, — а ощипать его, так и на рождественский обед не хватит. Не забывай, что тебе с ним придется спать. Итон Итоном, а мужу от жены нужны не только обед и стирка.

— Ужас что она говорит! — воскликнула Эдвина, обернулась и, подбоченившись, подступила к Морфид. — Ты ведь тоже не замужем! Откуда ты знаешь, что мужу нужно от жены?

— Ну, — шепчет Морфид, — иная девушка и без свадьбы много чего знает. Ты меня лучше об этом не спрашивай, а то я как сяду на своего любимого конька, так до утра проговорю.

Я исподтишка глянул на нее. Морфид откинулась в кресле, глаза ее были полузакрыты, высокая грудь вздымалась и опускалась, а на лице, озаренном воспоминаниями, одно выражение быстро сменялось другим — вот промелькнуло изумление, вот горечь; она вздохнула и потянулась с медленной, кошачьей грацией. Наверно, у Далилы был такой же вид в ту ночь, когда обрушились своды храма.

— Как хорошо, — прошептала она.

— Что хорошо? — быстро спросила Эдвина.

— Не важно, — сказала Морфид, одергивая юбку. — Так вот, насчет мужей. Чего тебе не хватает, Эдвина, так это опыта. Нельзя спешить с замужеством, не прогулявшись разок-другой в горы и не разведав, что и как. Такие, как Снелл, вовсе не всегда бывают плохи — может, он в постели орел. Помнишь того парня из Гилверна?

— Лемюэля Уолтерса?

— Ну да. Он был вроде тебя — тихонький, робкий, пугливый, как мышонок, а как сводила я его на гору два воскресенья подряд, так другой человек стал. А сейчас ему удержу нет.

— А Уилли Баргод? Он тоже?

— Не говори мне об Уилли Баргоде! — Морфид даже привстала. — Вид у него был страх какой невинный, а когда я пошла с ним в горы, чтоб научить его кое-чему, то не успела оглянуться, как он содрал с меня юбку и…

Я так тяжело дышал, что чуть не вывалился из кресла.

Сквозь ресницы я посмотрел на Морфид и встретил ее взгляд, устремленный мне в лидо.

— Да он спит, — прошептала Эдвина. — Спит как убитый. Расскажи мне еще, Морфид, а то ведь в этом году мне, наверно, придется лечь с мистером Снеллом в супружескую постель.

— Отец этого не допустит. Вот чертенок! Если эта мартышка спит, то я давно покойница. Навострил уши и не пропустил ни словечка с тех пор, как мы сюда вошли.

Она схватила меня за ноги и стащила с кресла на пол.

— Хватит рассиживаться — живо накрывай на стол и ни слова о том, что здесь слышал, а то я с тебя шкуру спущу!

— А почему это Эдвине можно знать, а мне нельзя?

Она дала мне подзатыльник.

— Нет, вы послушайте эту невинную крошку! Да ты тут такие завел знакомства, что сам, глядишь, мог бы меня кой-чему научить. Кто это в прошлое воскресенье шлялся с Полли Морган из «Барабана и обезьяны»?

— Я с ней не гуляю, — ответил я, вспыхнув.

— Рада слышать, а если попробуешь, я с ней живо разделаюсь. У нас приличный дом. Держись от нее подальше, пусть с ней Мо Дженкинс крутит; вот уж действительно два сапога пара — оба из подворотни, — об таких недолго и замараться.

— Тише, — шепнула Эдвина, — мать идет.

Я накрывал на стол и думал о Полли Морган.

Полли была настоящая красотка, фигурка такая, что на нее заглядывались даже взрослые мужчины, не говоря уже о мальчишках вроде меня или Мо, хоть ей едва исполнилось тринадцать лет. Она заплетала свои темные волосы в косы, как-то дразняще подрагивала бедрами при ходьбе, у нее была тоненькая, аккуратная талия, а выше — все, как у взрослой женщины, и ее яркие пухлые губы были всегда полуоткрыты, словно в ожидании поцелуя. Она снилась мне каждую ночь с того раза, как я пришел в «Барабан и обезьяну» купить виски от простуды; правда, мать почти все виски выпила с чаем.

— Добрый вечер, Йестин Мортимер, — сказала тогда Полли. — Вот редкий гость!

И она оперлась локтями о стойку и наклонилась вперед так, что мне стала видна затененная ложбинка у нее на груди.

— Добрый вечер, — ответил я, протягивая ей бутылку. — Пожалуйста, на два пенса виски от простуды.

— Для кого? — спросила она.

— Для отца, — сказал я.

Тут она усмехнулась.

— Ладно врать-то, парень. Пьянство тебя погубит — небось на собраниях общества взаимопомощи квартами глушишь. Того и гляди, еще спутаешься с гулящей Гвенни Льюис, хоть я насчет мужчин позлей ее буду.

Вот чертовка — это в тринадцать-то лет!

— На два пенса виски, — повторил я, — и придержи, пожалуйста, язык.

— Подумаешь, — бросила она. — Какие мы строгие! Но ты красивый мальчик, Йестин Мортимер, и я тебя прощаю. Ты мне уж давно приглянулся, так что, если захочешь провести со мной четверть часика на сеновале, брось в мое окошко камешек, и я к тебе выйду. А на соседей наплевать.

— Таких, как ты, дьяконы называют распутницами, Полли Морган, и на том свете гореть тебе в вечном огне. Давай быстрей виски, и я пойду.

— Верно, — сказала она, наливая виски и подмигивая мне через плечо. — Преисподней мне не миновать, вот я и стараюсь повеселиться, пока дело не дошло до сковородок. Удивляюсь я на тебя, Йестин. Другие мужчины и соверена за это не пожалели бы, а с тобой я согласна грешить даром. И нечего корчить из себя святого.

— Мне еще рано знаться с женщинами, — ответил я, покрываясь испариной, и потянулся за бутылкой. Она схватила меня за руку, и прикосновение ее сильной гладкой ладони было как ожог.

— Блаженны блудники, — прошептала она, — ибо остальные не ведают, чего лишаются. Никто ничего не узнает. Приходи в воскресенье в восемь часов к каменоломне, и сразу станешь на два года старше. Придешь?

— Не приду, — сказал я, дрожа как в лихорадке.

— Если не придешь, будешь первый такой дурак. — И, перегнувшись через стойку, она поцеловала меня в губы.

С этого дня Полли стала сниться мне по ночам, и еще долго — целых шесть недель — я не мог избавиться от этого наваждения.

Я побежал домой, крепко сжимая бутылку и проклиная Полли на чем свет стоит, а вечером пошел с Эдвиной на молитвенное собрание, чтобы очиститься от скверны. Но когда настало воскресенье, я оказался у каменоломни над Гарндирусом. Полли лежала в укромном местечке, и из-под ее задравшейся юбки виднелись красные подвязки.

— Добрый вечер, — сказала она и села. — Смотри-ка, он уже здесь, а говорил — не придет. Ну, пошли!