Эльза Вернер - Фея Альп Страница 14

— А меня запер на целое утро! — вставила Валли.

— Тогда я сделал предложение письменно, — продолжал Герсдорф, однако, получил ледяной отказ без всякого указания причин. Барон написал…

— Отвратительнейшее письмо! — опять вмешалась Валли. — Но его продиктовал дедушка. Я знаю, потому что подслушивала у замочной скважины.

— Как бы то ни было, он отклонил мое предложение. Но так как Валли добровольно отдала мне свое сердце и руку, я сумею настоять на своем, и потому считал себя вправе прийти сюда для свидания с ней. Еще раз прошу извинить нас. Будьте уверены, мы не станем злоупотреблять вашей добротой.

Он говорил так открыто, так мужественно и сердечно, что Алиса начала находить всю историю уже не столь неприличной и в нескольких словах выразила свое согласие. Правда, она не понимала, как мог такой серьезный, сдержанный человек полюбить маленькую, подвижную, болтливую Валли и заслужить ее взаимность, но сомневаться в этом было невозможно.

— Тебе нет надобности слушать, Алиса, — сказала Валли успокоительно. — Возьми книгу и читай, а если в самом деле нездоровится, подремли немножко. Мы не будем на тебя в претензии, даже наоборот…

Она подхватила своего Альберта под руку и увлекла его в балконный фонарь, отделенный от гостиной турецкой занавесью. Сначала они говорили шепотом, но маленькая баронесса не могла долго выдержать, скоро она заговорила взволнованно и довольно громко, а за нею и Герсдорф невольно повысил голос, так что Алиса могла слышать весь их разговор. Она послушно взяла книгу, но вдруг опустила ее на колени, потому что до ее ушей долетело ужасное слово «увезти».

— Нам не остается другого средства, — воскликнула Валли. — Ты должен увезти меня и не позже, как послезавтра утром, в половине первого: в это время дедушка уезжает назад в имение, а папа и мама поедут провожать его на вокзал, мы же тем временем можем преспокойно сбежать. Мы поедем в Гретна-Грин, поскорее обвенчаемся — я как-то читала, что там не практикуется никаких записей и прочих церемоний — и вернемся мужем и женой.

Этот план похищения и путешествия был изложен весьма убедительно, но не встретил ожидаемого сочувствия. Герсдорф сказал спокойно и твердо:

— Нет, Валли, это не годится. Существуют кое-какие законы, решительно запрещающие романтические экскурсии. Твоя горячая головка еще не имеет понятия о жизни и налагаемых ею обязанностей, я же их знаю, и мне, человеку, специальность которого — защита права, было бы не совсем прилично попирать это право ногами.

— Что мне за дело до твоих законов? — воскликнула Валли, донельзя оскорбленная. — Вообще как ты можешь говорить о таких прозаических вещах, когда дело идет о нашей любви? Что же нам делать, если папа и мама останутся при своем отказе?

— Прежде всего, ждать, чтобы твой дедушка в самом деле уехал. С этим упрямым аристократом ничего не поделаешь: как человек мещанского происхождения, я не гожусь, по его убеждению, в мужья баронессе Эрнстгаузен. Когда же его непосредственное влияние в доме твоих родителей будет устранено, я добьюсь, чтобы твой отец выслушал меня, и попробую преодолеть его предубеждение. Мы должны запастись терпением и подождать.

Молодая баронесса окаменела от испуга при этой перспективе. Вместо романа с бегством и тайным браком ей рекомендовали ждать и оставаться у тиранов-родителей, а ее возлюбленный, который, по ее плану, должен был победоносно вынести ее оттуда на руках, вел себя так трезво и рассудительно, как будто собирался из-за обладания нею начать процесс по всем юридическим правилам. Это было слишком для ее пылкой натуры, и она гневно воскликнула:

— Скажи уж лучше прямо, что ты не нуждаешься во мне, что у тебя не хватает храбрости решиться на что-нибудь ради меня! В тот вечер, когда ты сказал, что любишь меня, ты говорил совсем иначе! Я возвращаю тебе твое слово, я расстанусь с тобой навеки. — Тут Валли начала громко всхлипывать. — Я выйду замуж за человека, у которого будет бесконечное множество предков… дедушка найдет мне такого, но я умру от горя, и не пройдет и года, как я сама буду лежать в фамильном склепе…

— Валли! — с упреком проговорил серьезный, кроткий голос адвоката. — Валли, посмотри на меня! Неужели ты в самом деле не веришь моей любви?

Это опять был голос, полный нежности, так хорошо знакомый Валли с того вечера, когда они были одни в зимнем саду и она с бьющимся сердцем слушала его признание в любви под звуки музыки. Она перестала всхлипывать и сквозь слезы посмотрела на своего возлюбленного, наклонившегося над нею.

— Неужели моя милая маленькая Валли совершенно не верит мне? Ты обещала быть моей и будешь. Я не позволю отнять у меня мое счастье, хотя и пройдет некоторое время, прежде чем я получу возможность заключить в объятия мою жену.

Герсдорф говорил так тепло и искренне, что слезы Валли высохли, головка ее опустилась на его грудь, и на губах уже задрожала улыбка, когда она спросила:

— Но, Альберт, ведь не так же долго придется нам ждать, чтобы ты успел состариться, как мой дедушка?

— Нет, не так долго! Ведь в таком случае злая, упрямая девочка, которая готова сию же минуту отказаться от меня, стоит мне что-нибудь сделать не по ней, едва ли пошла бы за меня.

— О, я всегда пойду за тебя! — воскликнула Валли с бурной нежностью. — Ведь я так люблю тебя, Альберт, так безгранично люблю!

Он привлек ее к себе, но теперь его голос понизился до шепота, Валли отвечала так же тихо, и конец разговора уже нельзя было расслышать. Минут через пять они вернулись в гостиную, и как раз вовремя, потому что в эту минуту появился Эльмгорст, который, как живущий в доме, не нуждался в докладе.

Наружность Вольфганга еще изменилась к лучшему в последние три года: черты лица стали еще тверже и мужественнее, осанка внушительнее; молодой человек, тогда только что поставивший ногу на первую ступеньку лестницы, которая должна была привести его наверх, научился подыматься по ней и приказывать.

В руках у него был душистый букет, и он с несколькими любезными словами поднес его хозяйке. Представлять гостей друг другу не было надобности, потому что Герсдорф уже давно был знаком с инженером, а Валли познакомилась с ним в Гейльборне, где провела с родителями прошлое лето.

Некоторое время шел общий разговор, но скоро общество разошлось: адвокат воспользовался первым удобным случаем, чтобы проститься, а минут через десять ушла и Валли. Ей очень хотелось остаться, чтобы отвести душу поболтать с Алисой, однако Эльмгорст явно не желал уступать ей поле дейстствия; маленькая баронесса чувствовала, что он считает ее присутствие здесь совершенно излишним. Поэтому она тоже простилась и ушла, но в следующей комнате мудро изрекла: