Наталия Вронская - Девичьи грезы Страница 15

10

…Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Ивановна, а сколько лет Петруше?»

— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка…

«Добро, — прервал батюшка, — пора его в службу…»

Однако есть у нас теперь необходимость отойти несколько в сторону от нашего повествования и рассказать подробнее о Дмитрии Ивановиче Багряницком — молодом человеке, появление которого так повлияло на судьбы наших героев. Итак, был он не то чтобы богат, да и не так, чтобы уж совсем беден. Род их был старинный, из наследников по мужской линии — Дмитрий Иванович остался один. Родители его были еще живы, а также было у него четыре сестры, три из которых уж давно замужем, а одна жила при родителях. Семья возлагала на Дмитрия Ивановича большие надежды. Породниться ему надо было с семьей богатой и такой же родовитой, как и у него.

Имение их составляли земли в Уфимском крае, что в Бугурусланском уезде, и деревня Багряное, близ самой реки Бугуруслан. Отец Дмитрия — Иван Михайлович Багряницкий — переселился на эти земли давно. Крестьян своих перевез из Симбирской губернии и обосновался на Бугуруслане накрепко. Места были богатые, хозяйство велось исправно, и уж много лет твердой своей рукою держал его Иван Михайлович.

Был он человеком сильным и властным. Никто и слова поперек сказать ему не смел. А уж если находил на Ивана Михайловича гнев, то тут хоть из дому беги. Бивал он под горячую руку и супругу свою, Марью Петровну, и дочерей. Только сынка своего не трогал — единственную надежду всего рода. Пережил Иван Михайлович разные времена, пережил и пугачевщину, позднее сумел восстановить имение и держал крестьян своей железной рукой, хотя они почитали его как доброго и справедливого помещика. И то сказать, хоть в гневе на него накатывало и бывал он страшен, но в мирные дни судил справедливо и о хозяйстве своем искреннее радение имел. Говаривал еще и так: сытый крестьянин при своей землице — помещику большая выгода. Оттого и меж своих крестьян, и меж окрестных башкир считался добрым и честным человеком.

Дмитрий Иванович, единственный сын его, был от рождения мягким — полная противоположность своему батюшке. Он был добр, но слаб. Воли своей не имел. В душе чувствовал порою одно, но выразить подчас того не смел. Не мог он и помыслить, чтоб выйти из-под родительской воли. Был он горячо любим матерью, отцом, сестрами, это и избаловало его. Душа его и воля были подавлены и смяты волею всей семьи, хотя он и сделался барчуком и увальнем.

При наступлении положенного срока, а именно как исполнилось Дмитрию Ивановичу шестнадцать лет, был он определен в Казань на службу. Оттуда в одна тысяча восьмисотом году молодой человек был призван на службу в Петербург, где служил усердно коллежским асессором. Именно в этот момент своей жизни и свел Багряницкий знакомство с семейством Сонцовых и их родней.

Всю зиму он бывал в доме Прасковьи Антоновны и не на шутку увлекся Сашей, даже не замечая, как влияет на жизнь остальных обитателей дома. Он не заметил, что князь Ельской почти совсем перестал бывать у Сонцовых и даже, как будто, вовсе пропал. Не заметил он и что Анна Викентьевна, Сашина кузина, сначала не могла найти себе места из-за исчезновения князя и его ухаживаний, а вскоре приняла благосклонное расположение к ней барона Палена.

Барон, неприятный и давно уже немолодой человек, без тени смущения появлялся у Сонцовых и стал почти что официальным женихом Анны. Предложения он еще не сделал (тут, надо сказать, Анна сама не давала Палену возможности высказать свои намерения. Она все ждала, что Ельской вернется, что он еще не потерян для нее окончательно), но был всегдашним спутником Анны и на балах, и на прогулках. Слух о его благосклонности быстро разнесся по всему Петербургу, и Анна даже представить себе не могла, насколько она сделала двусмысленным свое положение.

Дмитрий же Иванович ничего этого не знал. Его занимала только одна мысль — эта мысль об Александре Егоровне. По природе своей он был робок, не умел объясниться, но постоянное его присутствие, влюбленные взгляды и вздохи говорили сами за себя. Конечно, балы и светские приемы не располагали к откровенности, но решительный человек всегда нашел бы способ открыть свое сердце. Дмитрий Иванович решительным вовсе не был, и поэтому лето, которое подоспело так незаметно, стало его желанным союзником и наконец-то решило его судьбу.

11

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас

было,

Все мы четыре любили, но все имели разные

«потому что»:

Одна любила, потому что так отец с матерью ей

велели,

Другая любила, потому что богат был ее

любовник,

Третья любила, потому что он был знаменитый

художник,

А я любила, потому что полюбила…

Прасковья Антоновна категорически отказалась отпускать сестру с дочерьми домой. Она, в отличие от прочих, давно сумела разгадать намерения молодого Багряницкого. Нельзя сказать, чтобы этот молодой человек очень нравился ей, но был он собой недурен, хорошего характера, из хорошей семьи и с небольшим, но прочным состоянием. Словом, для племянницы — самая подходящая партия. К тому же он был влюблен, да и Саша была к нему явно неравнодушна. Долго ли, скоро ли, но они наконец объяснятся, и Прасковья Антоновна не сомневалась в согласии племянницы. Конечно, партию эту блестящей никак нельзя было назвать, но взаимное чувство было, а это она считала немаловажным знаком в подобного рода делах. Если Саша уедет сейчас в деревню, то робкий Дмитрий Иванович никогда не посмеет последовать за ней и объясниться. Поэтому надо было не только оставить племянницу в Петербурге, но и помочь Багряницкому наконец высказать свои чувства и сделать предложение.

К тому же и Ксения еще вовсе не была пристроена. А она с каждым днем все больше нравилась тетушке, и та искренне желала ей счастья и хорошего жениха. Со своей сестрой Прасковье Антоновне так же не хотелось расставаться. Да и Анна… Вот кто по-настоящему терзал сердце матери! Ее судьба представлялась Прасковье Антоновне неясной и даже мрачной. После того, как дочь поняла, что Ельской не сделает ей предложения, ее характер сделался невыносимым. Гордыня — и только она диктовала теперь Анне, нашептывала ей мотивы всех поступков. И этот ужасный барон Пален! Прасковья Антоновна его в мыслях иначе как «старым бульдогом» и не называла. Она знала, что и племянница Ксения его особо не жаловала, Прасковья Антоновна, по этому случаю находила в ее лице приятного собеседника и союзника. Только Ксении она могла сказать, что думает о бароне и о своей дочери, которая так безрассудно поддалась гордости. Однажды Прасковья Антоновна не выдержала и наговорила Ксении такого, что молодой девице говорить не следовало.