Анастасия Туманова - О, сколько счастья, сколько муки… Страница 15

Уже сворачивая в «актерскую», Илья обернулся и увидел, что Настя о чем-то говорит с Осетровым. Тот внимательно слушал, кивал и – небывалое! – улыбался в бороду. Илья, сердясь отчего-то, громко позвал жену. Та, на полуслове оборвав разговор, поспешила к нему.

Полчаса спустя хор вышел в зал. Илье все казалось сном – давним сном из молодости, позабытой сказкой. Меньше года он пел в московском хоре, но сейчас в голове одна за другой всплывали картинки-воспоминания. Огромный зал с красными панелями... Тяжелые занавеси, сверкающий пол, свечи, сотни огоньков, искрами отражающихся в паркете, в деках цыганских гитар, в бокалах с вином; запах дичи, белые скатерти, шелковые платья, фрачные пары, взгляды, взгляды, взгляды... Как давно все это было. Было и прошло. Он и не думал, что спустя годы будет снова стоять с гитарой в руках во втором ряду вместе с Митро и Кузьмой и смотреть на Настьку. Жена, однако, заняла место не в центре, как прежде, а с краю, где сидели цыганки постарше. В середине устроились молодые плясуньи, и Илья видел прямо перед собой затылок Маргитки, разделенный аккуратным пробором. Духами от девчонки разило так, что он, поморщившись, с досадой подумал: как Яков Васильич разрешает? Сейчас распляшется, вспотеет, еще больше вони будет.

Цыганский хор встретили вежливыми аплодисментами. Вечер только начинался, пьяных еще не было. Яков Васильич спорой походкой вышел вперед, поклонился залу, затем, повернувшись к хору, взмахнул гитарой. «Сейчас «Тройку»...» – машинально подумал Илья. И все же вздрогнул от неожиданности, когда гитары взяли дружный аккорд и три десятка голосов действительно грянули «Тройку» – так же, как и семнадцать лет назад. И голос Насти так же отчетливо слышался из первого ряда:

Запрягу я тройку борзых,Темно-карих лошадейИ помчуся в ночь морознуК милой любушке своей!

Илья пел вместе со всеми, брал аккорды на гитаре, однако посматривал в зал и думал о том, как изменилась публика за прошедшие годы. Раньше у Осетрова больше купцы сидели, редко кто из дворян наезжал – на Настю да на Зинку Хрустальную, военных много было – всего год после войны с турками прошел. А сейчас – всякой твари по паре... Штатских в пиджаках и сюртуках – пруд пруди, и не разберешь, князь ли, граф, купец или босота разночинная... Много было женщин, которые прежде вовсе не допускались в заведение Осетрова, и женщин, как определил Илья, приличных, не гулящих, в дорогих платьях и шляпах. Военных же вовсе не видать. Илья приметил лишь одного человека в офицерской форме – мужчину лет шестидесяти, с сильной проседью в черных гладких волосах, с широким разворотом плеч и прямой, несмотря на годы, осанкой. Он сидел за столиком у стены, держа в руке странную, длинную и изогнутую трубку, какую Илья видел у мадьярских цыган. Когда к его столику подошел половой принять заказ, военный досадливым движением руки отослал его и продолжил разглядывать хор. С растущим удивлением Илья понял, что смотрит он аккурат на Настьку. Рядом с ним сидела дама – насколько Илье было видно из второго ряда, самая красивая во всем ресторане. В черном узком платье и шляпе с вуалеткой. Дама курила длинную папиросу, держа ее на отлете в тонких, смуглых, унизанных кольцами пальцах. На вид ей было около сорока, и лицо ее показалось Илье смутно знакомым. Военного он тоже, мог побожиться, где-то видел. Кто же они, эти господа?

Сомнения Ильи разрешились быстро. Как только хор допел «Тройку» и раздались аплодисменты, седой человек быстро, но без спешки поднялся и пошел прямиком к цыганам. Яков Васильич поклонился ему:

– Добрый вечер, Владимир Антонович.

– Здравствуй, Яков Васильич. Что – слышно, поздравить тебя можно? – Военный улыбнулся, блеснув крупными белыми зубами, его лицо сразу помолодело на несколько лет, и Илья вспомнил.

В переднем ряду тихо ахнула Настя:

– Бог мой... Владимир Антонович?!

– Настя, ты ли? – Капитан Толчанинов, постаревший, но не утративший молодецкой осанки и усов, щелкнул каблуками. Он склонился над протянутой рукой Насти, поднял голову, и на мгновение его лицо застыло. Увидел шрамы, догадался Илья. Но – что значит господское воспитание! – не подал и виду и взял Настю за обе руки:

– Настя! Боже мой... Вот не думал, что увижу когда-нибудь. Все говорили – ты в табор ушла… Как ты могла, право, не понимаю… Тебе, правда, очень к лицу этот загар, просто царица египетская! Серж Сбежнев тогда ужасно переживал... Кстати, что за история у вас с ним приключилась? Все ждали свадьбы, а он... Веришь ли, за семнадцать лет так и не рассказал ничего никому! Есть еще на свете подлинное рыцарство, есть!

Конец ознакомительного фрагмента.