Виктория Холт - Веселый господин Роберт Страница 15

У храма Святого Петра, на той самой лужайке Тауэр-Грин, где мать Елизаветы приняла от палача удар меча, окончивший ее веселую и полную приключений жизнь, на коленях стояли государственные преступники, которые на протяжении двух последних царствований тщетно взывали к справедливости.

Среди них были старый герцог Норфолк, которого спасла от смерти лишь своевременная смерть Генриха VIII, но который с тех пор так и оставался в заключении, Катберт Танстал, епископ Дурхема, и Стивен Гардинер, епископ Винчестера. Все эти люди были твердыми сторонниками католической веры и теперь смотрели на новую королеву в ожидании почестей.

Увидев епископов, Елизавета вновь ощутила всю шаткость своего положения. Убежденные католики неизбежно будут относиться к ней недоброжелательно. Ведь пока у Марии не родится ребенок, Елизавета – ее возможная преемница, а уж эти католические джентльмены приложат все усилия, чтобы никогда не допустить ее до трона. Для этого у них достаточно излюбленных методов.

И вдруг вообразила, что эти тревожные мысли пришли к ней не случайно – наверняка дух ее матери находится в этот летний день поблизости от того места, на котором он расстался с землей.

Но среди государственных преступников оказался один, мгновенно повернувший мысли Елизаветы к более приятным темам – молодой и красивый Эдуард Куртенэй, знатный человек, представлявший большой интерес не только из-за своей красоты, но и из-за своего королевского происхождения.

Его бабушка Катарина была дочерью Эдуарда IV и родной сестрой бабушки Марии – Елизаветы Йорк. Таким образом они были связаны родственными узами. Куртенэя заключили в Тауэр четырнадцать лет назад, когда ему самому было только десять. Генрих VIII казнил его отца. Теперь надежды молодого человека возродились.

Он грациозно преклонил колени перед королевой и поднял на нее красивые глаза с такой восхищенной преданностью, что она была тронута.

– Поднимитесь, кузен, – произнесла Мария, – вы больше не узник. Ваши поместья будут вам возвращены. Ваши муки окончены.

Щеки королевы слегка порозовели. И пока она выслушивала речи о преданности других людей, которым могла доверять, таких, как Норфолк и Гардинер, ее глаза по-прежнему останавливались на молодом Куртенэе.

Заметив это, наблюдательная и настороженная Елизавета подумала, что должна же быть хоть частица правды в тех разговорах, которые возникли сразу же, как только разнеслась весть, что Мария станет королевой. Естественно, ее первейший долг – выйти замуж; и если она проявит мудрость, то постарается угодить народу своим выбором. А английский народ желает для своей королевы мужа-англичанина. И вот здесь перед ней молодой человек, связанный родством с королевским домом, красивый, мужественный. Он, безусловно, способен подарить королеве наследника, чего все хотят – за исключением Елизаветы и тех, кто стоит за ней.

Марии это известно, и, разумеется, Куртенэй это знает. Но сейчас для него настала очередь приветствовать принцессу. Елизавета протянула ему руку. Он ее взял. Ее голубые глаза смотрели высокомерно и в то же время слегка кокетливо, умудряясь передать молодому человеку игривое послание: «А вам не кажется, милорд, что моя сестра для вас слишком стара? Посмотрите на меня! Я моложе вас. Что, если бы я стала королевой? Чьей руки вы хотели бы добиться? Ах, мой друг, подумайте о перспективе, о том, какое будущее вас ожидает».

Куртенэй поднялся с колен, встал перед ней. Не слишком ли долго он колебался? Была ли улыбка, которую он подарил Елизавете, чересчур дружелюбной, исполненной излишнего восхищения?

Королева нетерпеливо обернулась.

«Осторожнее!» – мог бы предупредить Елизавету дух Анны Болейн.

Но она, какой бы осторожной и умной обычно ни была, никогда не могла устоять перед открытым восхищением. Ей это было так же необходимо, как солнце и воздух.

Кто мог бы это понять лучше Анны Болейн? Уж она-то, разумеется, хотела бы предостеречь свою дочь.

У Джейн Дадли, герцогини Нортумберленд, было разбито сердце. За несколько недель она потеряла все то, что составляло счастье ее жизни. Джон, ее муж, был мертв. Он разделил судьбу своего отца. Эта жестокость убивала ее; и все же не была совершенной неожиданностью.

Бродя в одиночестве по своему дому в Чел-си, единственному оставшемуся у нее от всего огромного богатства, Джейн отчаянно горевала. Конечно, теперь бессмысленно плакать о Джоне, но ее сыновья? За исключением маленького Генриха, который был слишком мал, чтобы оказаться заподозренным в измене, все они находились в Тауэре. Джона, старшего, уже приговорили к смерти. Эмброуз, Роберт и Гилдфорд – ожидали суда.

Проходя из одной опустевшей комнаты в другую, она рыдала вслух: «Ох, Джон, почему ты не мог довольствоваться жизнью в мире и счастье? Мы были богаты; мы жили в комфорте. Ты подверг опасности наших возлюбленных сыновей и дочерей. Ты рисковал не только своей жизнью».

Нет, она должна действовать. Должна что-то сделать для спасения своих сыновей.

Джейн стала похожа на скупца, собиравшего маленький склад своих драгоценных вещей, которые проглядели, когда конфисковывали имущество. Она собиралась предложить их в качестве подарков любому, кто мог бы ей помочь спасти ее сыновей. Единственное, что еще способна была сделать.

Можно ли надеяться на аудиенцию у королевы? Возможно ли просить у Марии помилования для тех, кто устроил заговор, чтобы ее уничтожить? Джейн тоже забрали в Тауэр после ареста Джона, но быстро освободили. Теперь она опасалась, не посадят ли ее вновь, если она попытается увидеть королеву. Не то чтобы ей было небезразлично, где находиться. Неудобство тюремной камеры мало что значило для нее. Но если Джейн окажется в заключении, то как она поможет сыновьям?

В дни величия ее мужа многие приходили к нему с петициями о помощи; предлагали ему деньги, дорогие вещи. Джон нажил целое состояние за те годы, что правил Англией. Теперь ей самой придется молить о помощи так же, как другие умоляли его. Но Джейн готова предложить все, что у нее есть. Она с радостью будет жить в бедности до конца своих дней, если ее сыновья будут свободны.

Каждый день Джейн ходила к дворцу. Иногда встречала людей, которые в прежние времена льстили ей, почитали за счастье, когда она обменивалась с ними несколькими словами. Теперь эти же люди отворачивались от нее. Не из-за гордости, обиды или злобы. Из-за страха. Естественно, они боялись. Как можно выказывать знаки дружбы женщине, чей муж устроил заговор против королевы, а сын был женат на девушке, которую теперь они называют королевой-самозванкой?

– О Господи, помоги мне! – молилась Джейн.