Джулия Куин - Десять причин для любви Страница 15

— Мне нужно собираться, — тихо произнесла она.

— Ну что ж… — так же безрадостно откликнулся он.

Она не двинулась с места. Казалось, что она не может заставить себя пошевелиться.

Поэтому поднялся он, поскольку являлся, как она и подозревала, истинным джентльменом. Не только по названию, но и по сути. Он протянул ей руку, и она взяла ее и — словно взлетев на ноги — встала на ноги и подняла к нему лицо, посмотрела ему в глаза и увидела… увидела всю ожидавшую ее впереди тоскливую жизнь.

Увидела все, что ей не суждено было иметь…

И прошептала:

— Может быть, вы меня поцелуете?

Глава 5

Существовала тысяча причин, по которым Себастьяну не следовало делать того, о чем просила его эта молодая леди, и только одна (желание), из-за которого он должен был откликнуться.

Он откликнулся на это желание.

До того момента он даже не подозревал, что хочет ее. О, конечно, он заметил, что она прелестна, даже чувственна в своей невинной, бессознательной манере. Он всегда замечал подобные свойства в женщинах. Для него это было также естественно, как наблюдать погоду. Наблюдение, что «у Лидии Смитстоун необычайно очаровательная нижняя губка», не слишком отличалось для него от утверждения «Эта туча в той стороне несет дождь».

Для него это было так.

Но когда она взяла его за руку и его кожа коснулась ее кожи, в нем что-то вспыхнуло. Сердце его подпрыгнуло, дыхание прервалось, а когда она поднялась, ему показалось, что нечто волшебное, чудесное, как ветерок, вплыло в его объятия.

За исключением того, что, когда она поднялась на ноги, она не оказалась в его объятиях. Она стояла перед ним. Близко, но все-таки недостаточно.

Он почувствовал себя обездоленным.

— Поцелуйте меня, — прошептала она, и он не мог отказать ей, как не мог приказать своему сердцу не биться. Он поднес ее пальчики к своим губам, затем коснулся ее щеки. Ее глаза, полные жадного томления, встретились с его глазами.

И сразу его взгляд наполнился тем же томлением. Что бы он там ни прочел в ее глазах, это привнесло в его душу нечто сладостное и нежное. Даже какую-то тоску.

Тоска… Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал что-то похожее. Неправильно жил, наверное.

Это заставило его захотеть этого поцелуя… захотеть ее… с какой-то странной напряженностью.

Он не ощущал тепла. Не ощущал жара. Но что-то внутри его — может быть, совесть, может быть, душа — горело огнем. Что же с ним происходит?

Он не знал имени этой девушки, не знал о ней ничего, кроме того, что она мечтает о Риме и пахнет фиалками.

И на вкус как ванильный крем. Это он теперь знал. И это, понял он, когда его язык прошелся по нежной внутренности ее верхней губки, он никогда не забудет.

Скольких женщин он перецеловал? Слишком много… не сосчитать. Он начал целовать девчонок задолго до того, как узнал, что с ними можно делать и кое-что еще, и так никогда и не останавливался. И юношей в Гемпшире, и солдатом в Испании, и лондонским повесой… он всегда находил женщин интересными. И помнил их всех. Действительно помнил. Он слишком ценил прекрасный пол, чтобы позволить воспоминаниям о них превратиться в своей голове в серую туманную массу.

Но сейчас было нечто иное. Это не была просто очередная женщина, которую он не собирался забыть. Это был особый момент. Удивительное ощущение — держать ее в своих руках и ощущать запах ее кожи, ее вкус, ее прикосновение, чудесный идеальный звук, который она издала, когда ее дыхание превратилось в томный стон.

Он запомнит и температуру воздуха, и направление ветра, и точный оттенок серебра, которое разбросал лунный свет по траве.

Он не осмелился поцеловать ее со всей страстью. Она была еще такой невинной. Мудрой, проницательной, но невинной, и он готов был съесть свою шляпу, если она до этого целовалась более двух раз. Поэтому он подарил ей поцелуй, о котором грезят юные девушки: нежный, бережный… Легкое касание губ, чуть щекочущее трение, малейшее чуть порочное скольжение языка о язык.

И на этом все должно закончиться. Некоторые вещи джентльмен просто не мог себе позволить, каким бы волшебным ни казался момент. Поэтому с величайшей неохотой он отстранился от нее.

Но лишь на то расстояние, чтобы можно было упереться носом в ее носик.

Он улыбнулся.

Он чувствовал прилив счастья.

А затем она проговорила:

— И это все?

Он замер.

— Прошу прощения?

— Я думала, должно быть, что-то еще, произнесла она недоуменно. Скорее, даже озадаченно.

Он попытался не рассмеяться. Знал, что этого делать нельзя. У нее был такой серьезный вид, смех оскорбил бы ее до глубины души. Он крепко сжал губы, изо всех сил удерживая в себе веселые пузырьки шутливости, которая бурлила и рвалась наружу.

— Это было приятно, — сказала она, и это прозвучало так, словно она пыталась его успокоить.

Он должен был прикусить язык, иначе расхохотался бы в голос.

— Все в порядке, — сказала она, награждая его сочувственной улыбкой, какой улыбаются ребенку, не преуспевшему в играх.

Он открыл рот, чтобы назвать ее по имени, и вспомнил, что не знает его.

Он поднял руку. Точнее, палец. Это был приказ: «Прекратите! Ни слова больше».

Ее брови вопросительно поднялись.

— Есть еще кое-что, — сказал он.

Она открыла рот и начала что-то говорить.

Он приложил палец к ее губам.

— Да, есть нечто большее.

И на этот раз он поцеловал ее по-настоящему. Он взял в плен ее губы своими, он исследовал, покусывал, поглощал… Он обхватил ее руками, привлек к себе, сильно прижал, так что ощутил всем телом ее соблазнительные изгибы.

А она была аппетитной и соблазнительной. Нет, она была скорее сочной. У нее было тело женщины, округлое и теплое, с мягкими изгибами, которые молили, чтобы их гладили и сжимали. Она принадлежала к тому типу женщин, в которых мужчины себя теряют, с радостью отдавая им весь здравый смысл и рассудок.

Она относилась к тем женщинам, которых мужчина не покидает среди ночи. Она будет теплой и нежной, мягкой подушкой и одеялом одновременно.

Она была сиреной. Роскошной экзотической соблазнительницей, которая при этом оставалась абсолютно невинной. Она понятия не имела, что делает. Черт побери, она, наверное, не имела понятия, что делает он. И при этом хватило одной неопытной улыбки, крохотного вздоха, чтобы он пропал. Абсолютно.

Он ее хотел. Он хотел узнать… познать ее. Каждый дюйм ее тела. Его кровь кипела, тело пело, и если бы он не услышал в эту минуту какой-то визгливый крик со стороны дома, одному небу известно, что бы он натворил.