Лейла Мичем - Дикий цветок Страница 15

– Быть может, вы будете столь любезны, что позволите мне проводить вас до Чарльстона, мисс Конклин, – предложил мужчина. – Мои люди позаботятся о моем коне и смогут поймать негра без меня. После того как вы закончите свои дела на почте, мы сможем пообедать вместе в «Термидоре».

Сердце в груди забилось сильнее. Сара соображала, как бы ей поскорее отделаться от этой высокомерной жабы. Пожалуйста, Тимоти, ни звука.

– Я очень ценю вашу доброту, мистер Виндхем, но я уже приняла приглашение отобедать с моим старинным другом, джентльменом, который проездом остановился в Чарльстоне. Утро погожее, и я предпочла бы отправиться в город сама, без сопровождающего.

Вместо того чтобы обидеться, как она рассчитывала, Майкл запрокинул голову и громко расхохотался.

– Вы, мисс Конклин, я вижу, всегда знаете, как поставить меня на место, но я не из тех мужчин, которые легко сдаются.

Молодой человек прикоснулся к полям шляпы. Что ни говори, а он был хорош в своих до блеска начищенных сапогах с голенищами до колен, в пестром шейном платке и присобранном на талии длинном рединготе, скрывавшем излишнюю тучность его тела.

– Желаю счастливо добраться до места и приятно отобедать в обществе вашего друга… джентльмена. А я буду с нетерпением ждать того времени, когда смогу в полной мере рассчитывать на ваше общество.

Молодой человек сделал знак рукой. Всадники разъехались, освобождая экипажу дорогу. Высоко подняв голову и выпрямив спину, Сара направила мерина сквозь строй всадников, даже не кивая в ответ на приветствия. Стук копыт вскоре смолк в противоположной стороне.

Под сиденьем заворочался негр.

– Все чисто, мисс?

Сара прижала руку к груди. Сердце бешено стучало.

– Чисто, Тимоти.

Глава 9

На земли Плантаторской аллеи пришли рождественские праздники. Огромные поля плантаций простирались по обе стороны от дороги, ведущей на рынок. Хлопок собрали. Сахарный тростник срезали. Та пора в календаре, которой больше всего опасалась Юнис Виндхем, закончилась. Женщина радовалась наступлению первых холодов, но впереди маячило время забивать свиней. Рано осенью их пригоняли из лесов и держали в закрытых загонах, щедро откармливая кукурузой и пойлом из отрубей и зерна. Когда свиньи набирали достаточный вес, их резали, а потом разделывали туши. Вскоре Плантаторская аллея превратится в гигантскую бойню, и так будет продолжаться несколько недель. Юнис приказала плотно запереть все окна и двери. Она решила пожертвовать свежим дыханием поздней осени ради того, чтобы звуки и вонь убийства не могли проникнуть в ее дом. Пусть она, Джессика и служанки будут в безопасности, ведь, если ветер подует в их сторону, отчаянный визг умирающих свиней, сильный запах крови, не говоря уже о вони от костров, разведенных в коптильнях, обязательно достигнет Виллоушира.

«Не следует начинать готовиться к Рождеству, пока последний окорок не будет подвешен в коптильне, – писала она сестре в Бостон. – В противном случае невозможно свободно дышать».

Те, кто ради результата готов был терпеть временные неудобства, старались не обращать внимания на неприятные аспекты забоя и разделки свиных туш, так как свиноводство давало в избытке мяса – на стол, в кладовые и коптильни. Мясо попадало не только к плантатору и членам его семьи, но, если хозяин был достаточно щедр, доставалось также рабам. Карсон Виндхем был, пожалуй, самым щедрым среди местных плантаторов.

Большому Дому доставались свиные почки, ценимые за жир, пузыри, которые использовались для приготовления копчений, нижние части свиных ног с копытцами, которые засаливали, и головы для зельца. Остальное мясо, за исключением того, что консервировалось для потребностей хозяев, отводилось рабам. Во время сезона забоя свиней негры Виллоушира лакомились свежими колбасами, лопатками, ребрышками, длинными кусками мяса из поясничной части хребта и ломтями бекона. Помимо этого, им доставались шкварки (куски сала из-под шкуры животного, которые жарили, а потом запекали в кукурузном хлебе с пахтой) и считавшиеся деликатесом свиные рубцы (мелко порезанные и поджаренные кусочки внутренностей).

С окончанием сезона забоя свиней работы становилось меньше. Хозяин и рабы могли немного расслабиться, наслаждаясь плодами своего труда. В Виллоушире дела шли хорошо, и плодов было собрано предостаточно. Доходы, получаемые от нескольких плантаций и других предприятий, позволили Карсону Виндхему выделить по двадцать долларов главе каждой негритянской семьи в качестве рождественского подарка. И это помимо мешочка с конфетами, кукурузных шариков и вырезанных из дерева игрушек для детей. Кладовые и погреба ломились от запасов. Хлопчатобумажные мешки были плотно набиты плодами пекана. Такого обильного урожая с деревьев давно не собирали. Ни в одной семье, будь то хозяйская или негритянская, не испытывали недостатка в тростниковом сахаре, поливая им кукурузный хлеб.

Тем тревожнее оказалась новость о том, что некий злоумышленник проник в хозяйскую коптильню и украл оттуда два окорока. Карсон Виндхем вызвал к себе главного надсмотрщика.

– Я хочу, чтобы ты узнал, чьих это рук дело, – приказал хозяин.

Лицо у Карсона цветом сейчас походило на его же рыжие волосы. Из всех прегрешений, которые хозяин Виллоушира не мог простить, воровство стояло во главе списка.

– Это мог сделать беглый раб или какой-нибудь нищий бродяга, но если вор – один из наших…

– Как мне следует с ним поступить, сэр?

– Ты знаешь, каково наказание за воровство.

Вилли Мей в то время наливала хозяину чай. Ее рука дрогнула, и жидкость пролилась на блюдце. Дверь в надворную пристройку, где хозяин принимал надсмотрщиков за рабами и давал распоряжения, была настежь открыта. Свежий, праздничный запах висящего на ней остролиста сильно ударял в ноздри женщине. Типпи украсила резьбу по кедровому дереву гибкими побегами вистерии, разукрашенными деревянными плодами и большим красным бантом. Входя через эту дверь с чайным подносом, женщина чувствовала, как ее переполняет дух Рождества. Теперь же праздничное настроение улетучилось.

– Что с тобой такое сегодня с утра, Вилли Мей? – спросил Карсон, впрочем, вполне миролюбиво.

Хотя в последнее время хозяин позволял себе излишнюю резкость в общении с негритянкой. И все из‑за Типпи. Недовольный дочерью, он не мог быть вежлив с матерью, но, забываясь, оттаивал. В прошлом хозяин всегда полагался на здравомыслие и жизненный опыт своей экономки. Негритянка останавливала его супругу от необдуманных поступков и держала домашнюю прислугу в полном повиновении, так что хозяевам не приходилось лишний раз вмешиваться. Другие служанки могли бы приносить ему чай по утрам, но Карсон предпочитал общество экономки, так как она никогда его не раздражала своим присутствием.