Элизабет Лоуэлл - Только он Страница 15

— Подождите, пока окажемся в горах. Там их уйма.

Калеб понаблюдал, как Виллоу укладывала ветки для костра, а когда она закончила, убрал добрую половину, подпалил спичкой и помог огню разгореться, помахав над ним рукой. Когда пламя заполыхало, Виллоу, едва сдерживая стон, поднялась на одеревеневших ногах, чтобы взять кофейник.

— Прежде чем наливать воду, допейте содержимое, — предложил Калеб.

Виллоу приподняла крышку и заглянула внутрь. В кофейнике плескалась жидкость, хотя и темная, но не до такой степени, чтобы походить на кофе.

— Что это?

— Чай из ивовой коры, полезен при…

— Разных болях и простудах, — перебила она, состроив гримасу. — На вкус такой, что упаси бог!

Калеб слегка улыбнулся.

— Выпейте, голубушка. Вы почувствуете себя значительно бодрее.

— Я не хочу показаться жадной, — в ее взгляде светилась немая просьба. — Сколько вам оставить этого чая?

— Нисколько. Я ведь не южная леди

— Я тоже.

Калеб уловил в голосе Виллоу раздражение. Он улыбнулся еще шире.

— Ах да: вы северная леди.

— Я вообще не леди — ни северная, ни южная.

Калеб скользнул холодным взглядом по ее спутанным волосам и мятой, непросохшей одежде

— Допустим, что нет, — растягивая слова, произнес Калеб. — Думаю, что ваш любовник очень удивится вашему появлению.

— Мэт мне не любовник.

— Ах да… Я забыл. Он ваш… муж.

В последнее слово Калеб вложил явно презрительный смысл. Виллоу вспыхнула. Тщетно пыталась она скрыть смущение всякий раз, когда говорила о брате как о муже. В своем письме он написал вполне определенно: «Не распространяйтесь Вилли о том, где я нахожусь. Я знаю про ее страсть к путешествиям, но в здешних краях незамужняя женщина — игрушка для мужчин. Нас ожидают более важные дела, чем находиться при своей сестренке».

Смущение Виллоу, о чем свидетельствовал румянец на ее щеках, доставило Калебу явное удовольствие. Размышляя, не приспело ли время заставить ее раскрыться, он сунул палец в карман для часов в брюках. Но он коснулся не часов, а медальона, который перед смертью передала ему Ребекка, сообщив наконец, кто же отец ребенка.

Она скончалась от родильной горячки за несколько часов до смерти ребенка.

Медальон с изображением покойных родителей Рено — это все, что осталось от Ребекки. Да еще имя — Метью Моран по прозвищу Рено. Если Виллоу — жена Рено, она узнает его родителей. Если она врет, то, скорее всего, не сможет.

— А вы давно замужем? — спросил безразличным тоном Калеб.

Виллоу мучительно решала, что ей ответить.

— Гм… — Она закусила губу. — В общем, нет.

— В таком случае вы можете и не знать родителей мужа.

Виллоу воспрянула духом, почувствовав себя гораздо увереннее.

— Почему же? Я знала их много лет

— Они что — соседи?

Виллоу замялась, но решила держаться как можно ближе к истине

— Н-не совсем. Они взяли меня к себе, когда я была совсем юной.

Калеб кисло улыбнулся. Виллоу была плохой актрисой, что было ему на руку. Должно быть, большинство мужчин, которые не могли оторвать взора от ее полной груди и узкой талии, не замечали румянца стыда иа ее щеках, когда она врала. Мужчины глупеют, когда видят ослепительную улыбку и соблазнительные женские формы.

— Это хорошо, что вы знали родителей мужа, — сказал Калеб. — Проще было пожениться.

Виллоу промямлила что-то неопределенное и поднесла к губам кофейник. Уж лучше пить горьковатый лекарственный чай, чем продолжать врать.

Тишину расколол удар грома, последовавший за невидимой при дневном свете молнией. Вздрогнув, Виллоу опустила кофейник.

— Там еще осталось, — заметил Калеб, не отрывая взгляда от костра.

— Откуда вы знаете?

— Леди обычно боятся допить горькое лекарство до конца.

Не испытывай Виллоу неловкости за недавнюю ложь, она нашлась бы, как ответить. Но сейчас она спорить не стала, просто поднесла кофейник ко рту и допила содержимое. Калеб уголком глаза посмотрел на Виллоу и добавил веток в костер. Когда они разгорелись, Калеб подбросил еще несколько щепок, и пламя стало устойчивым и горячим, хотя костерок был совсем небольшой.

Они готовили и завтракали в молчании. По прошествии некоторого времени Виллоу почувствовала, что горький чай начинает действовать. Усталость в теле еще оставалась, но, когда она сгибала ногу, острой боли уже не испытывала. После завтрака Калеб и Виллоу загасили костер и свернули лагерь. На сей раз Дьюсу была уготовлена роль вьючной лошади, а Трей должен был нести немалый вес Калеба.

— Ваш жеребец не обидится, если его привязать к мерину? — спросил Калеб.

— Я не думаю.

Калеб хмыкнул.

— Ну, мы это скоро выясним. Которая из кобыл самая сильная?

— Любая из гнедых. Это дочери Измаила. Оседлайте Дав — ту, что с белым носком на одной ноге.

Калеб так и сделал, потом помог Виллоу сесть в седло. Когда она садилась, лицо ее заметно вытянулось, хотя она не издала ни звука. Калеб знал, что чай начал действовать, но никакое лекарство не избавит Виллоу от такой ошибки человечества, как дамское седло.

— Не хотите виски?

— Простите? — удивленно заморгала глазами Виллоу

— Виски. Хорошо снимает боль.

— Я буду иметь это в виду, — сухо сказала Виллоу. Несмотря на ноющую боль во всем теле и саднящую кожу между бедер, Виллоу чувствовала себя бодро. — Пока я буду подкрепляться чаем из ивовой коры.

— Как знаете.

Снова зарокотал гром, тучи сомкнулись и закрыли солнце. Дождь обрушился на землю в тот момент, когда Калеб тронул поводья и Трей возглавил движение. Дьюс добросовестно вел за собой четырех арабских лошадей. Измаил первое время фыркал и недовольно взбрыкивал, но в конце концов смирился с тем, что некий мерин, а не он прокладывает путь сквозь заслон дождя.

Если бы не водянистый мерцающий свет предвечерья, можно было бы сказать, что повторилось все то, что было прошлой ночью. Рысь, галоп, шаг, снова галоп — и так без конца. Виллоу даже не заметила, когда серый день перешел в черную ночь. По команде Калеба она жевала холодное мясо и лепешки, пила кофе, слезала с лошади и шла пешком, чтобы дать отдых Дав и размять затекшие члены, а затем снова садилась в седло, чтобы продолжить мучения.

Шли часы. Виллоу ничего не чувствовала, кроме смертельной усталости и мучительной боли во всем теле. Казалось, хуже быть уже не может, но тут задул свирепый, холодный ветер, и Виллоу стала колотить дрожь. Ветер широким потоком стекал с далеких вершин, которые скрывала ночь и ненастье.

Согнувшись над лукой седла и опустив голову, Виллоу пыталась как-то спастись от ледяного ветра. Она не сразу поняла, что произошло: из-за внезапной остановки лошади Виллоу едва не перелетела через голову Дав.