Лариса Шкатула - Шпионка для тайных поручений Страница 15

Княжна потихоньку, вершок за вершком, стала подвигаться к дверце кареты. Там, у окошка, было достаточно света, чтобы Соня могла прочитать письмо своей горничной.

— Уж не собираетесь ли вы, ваше сиятельство, выпрыгнуть из кареты на ходу? — не открывая глаз, спросил ее Флоримон; Соня даже вздрогнула от его холодного, сурового тона.

— Куда же я могу выпрыгнуть, ежели с этой стороны бездонная пропасть! — дерзко возразила девушка.

— Вот и я о том же. Вдруг вам жить надоело, решили: ни себе, ни мне…

— Я просто хотела посмотреть на пейзаж, — мирно проговорила она. — Не любоваться же мне всю дорогу вашим открытым ртом!

— Это пожалуйста, я не возражаю, — усмехнулся Флоримон. Вытащил из-под сиденья какой-то тюк, положил себе под голову и, устроившись как следует, крепко заснул.

Теперь Соня смогла, усевшись почти вплотную к дверце и делая вид, что смотрит в окно, вытащить письмо и прочитать его.

«Ваше сиятельство, княжна миленькая, Софья Николаевна! Пишет вам маркиза Агриппина де Баррас…»

«Что? — Соня даже головой затрясла. Наверное, оттого, что через крохотное оконце проникает мало света, ей мерещится всякая ерунда. — Какая маркиза?!»

«Случилось так, что мы с мосье Антуаном гуляли в саду, и слово за слово я поведала ему ужасную историю моего насилия, каковое совершил его сын Флоримон, позволив своему слуге Раулю надругаться над беззащитной девушкой…»

«Чего это вдруг Агриппина стала рассказывать свою историю „слово за слово“? Маркиз Антуан де Баррас и так знал ее из уст Сони, разве что без душераздирающих подробностей. Можно представить, как долго повествовала Агриппина, любившая поговорить… Но как же они общались, ежели ее служанка почти ничего не знала по-французски, а старый маркиз давно уже, вероятно, забыл русский?»

«…Я поведала ему, как ужасная туча бед моих закрыла для меня солнце жизни…»

— Если бы вы перевели для меня это письмо, я, пожалуй, мог бы отдать его вам, — совсем не сонным голосом проговорил Флоримон де Баррас.

«Ну да, он наверняка хотел узнать, что в письме написано, но не подумал, что Агриппина не знает французского языка. Для него адресованное мне письмо — набор иероглифов, а отдать кому-нибудь для перевода дело хлопотное. Да и не хотелось Флоримону посвящать в свои дела посторонних!»

— Чего вдруг я стану переводить вам письмо, адресованное лично мне? Разве у вас во Франции принято читать чужие письма?

— Могли бы догадаться, мадемуазель Софи, что я крайне редко делаю то, что принято, — усмехнулся де Баррас и неожиданно выхватил у нее из рук конверт. — Вот уж не ожидал, что у княжны могут быть воровские замашки. Только что на меня изливались потоки благородного гнева — некая девица учила меня вести себя по-христиански, — и вот она сама крадет чужое письмо!

— У нас в России в таком случае сказали бы: вор у вора дубинку украл. Разве это письмо адресовано вам?

— Но вы-то этого не знали! Нет, милая моя, вам прямая дорога ко мне в союзницы. Вам осталось преодолеть совсем немного — какие-то предрассудки… А насчет адресованного вам письма… Согласитесь, любой на моем месте захотел бы узнать, каким образом она смогла притащить этого старого дурака, моего папашу, к алтарю? Смешно сказать, у меня появилась мачеха чуть ли не вдвое моложе меня… Так что насчет перевода?

— Зачем он вам, если вы и так все знаете? Моя служанка попросту словоохотлива. Или вы непременно хотите знать про черную тучу, закрывшую солнце ее жизни?

Маркиз нарочито равнодушно повертел в руках конверт.

— Ладно, бог с вами, держите свое письмо. Про черную тучу мне неинтересно.

Они помолчали.

— Скажите, — первой не выдержала Соня, — а почему вы не узнаете про вход в подземелье у своего отца?.. Ах да, вы же не знаете, где он.

— До чего женщины все-таки наивны! Неужели вы верите в то, что я ничего не знаю про мадам Фаншон, чей дом стоит в четверти лье от нашего замка и куда папаша таскался, будучи помоложе, во всякую минуту?.. Ладно, бог с ним, каждый по-своему с ума сходит. В этой ситуации меня радовало одно: мы, мужчины де Баррас, оказывается, сохраняем мужские силы до глубокой старости… Но хватит обо мне, поговорим лучше о вас…

— Вы хотите узнать что-нибудь из моего прошлого?

— Зачем мне это? — пожал он плечами. — Меня гораздо больше интересует сиюминутное. Ведь я нарочно спрятал письмо так, чтобы вы видели его краешек.

Соня смутилась и опять покраснела. И разозлилась на себя за это. Неужели она всю жизнь так и будет выдавать свое смущение тогда, когда, наоборот, его надо прятать! Нет, она и вправду засиделась в девицах, ибо настоящая женщина отличается от девочки именно умением владеть собой в трудных ситуациях.

А вот Флоримон ее смущением наслаждался.

— Прежде я считал вас девицей чопорной и пресной, как и многие перезревшие особы… Думал продать вас польскому королю. Он, говорят, любит умных женщин. Или одному англичанину, безродному, но безмерно богатому, который мечтает жениться на аристократке. Мало ли куда можно было бы вас пристроить… Но после того, как вы так мастерски выкрали у меня конверт… Заметьте, я ведь ждал этого, но почти не уловил момент, когда вы это проделали. В воровских шайках новичков такому трюку обучают специально, тратят на это немало времени, а тут — природная хватка! У вас, моя дорогая, воровской талант. Парочка уроков — у меня есть прекрасный вор-карманник, — и вы сможете незаметно изъять откуда нужно любую небольшую вещицу или документ…

— Думаете, я стану воровкой?

— Фу, зачем так грубо! Воровкой! Знатная дама! Нет, мы выведем вас в свет. Найдем вам мужа-аристократа, который умрет, едва вы с ним обвенчаетесь…

Соня вздрогнула.

— Хотите сказать, вы его убьете?

— Что вам все мерещатся всяческие ужасы! Если хотите знать, я вовсе не сторонник убийств. Человека, который вам мешает, можно убрать другим способом. Везде нужны рабы, и прежде, чем умереть, любой человек может поработать на благо другого человека… Но я отвлекся.

Он вытащил из-за пояса большой, блеснувший золотом пистолет, и Соня невольно отшатнулась, но, заметив, что Флоримон за нею наблюдает, опять смутилась.

— Скажите, мадемуазель Софи, почему вы испугались? Вы боитесь оружия? Мне не показалось, что вы такая уж трусиха.

— Нет, — она взяла себя в руки и спокойно пояснила: — Просто я в какой-то момент подумала, что вы хотите в меня выстрелить.

— А-а, ну это другое дело. Отблеск металла вы приняли за жажду убийства. Наверное, любое оружие в руках человека придает ему зловещий вид… И как вам этот пистолет? — Он положил оружие на ладонь и позволил Софье его как следует рассмотреть.