Вера Крыжановская - Торжище брака Страница 16

После обеда госпожа Рабен разговаривала с одним из просителей, осаждавших ее. Пользуясь этим случаем, Тамара взяла одну из только что присланных книг и, устроившись в будуаре баронессы, вся углубилась в чтение, чрезвычайно заинтересовавшее ее.

— Тамара, куда это вы пропали? Пойдемте, мой друг, я познакомлю вас со своим наставником! — раздался голос баронессы.

Молодая девушка поспешно встала со своего места и вместе с Верой Петровной прошла в маленькую гостиную, где у стола в кресле для больных сидел молодой человек. Тамара с удивлением разглядывала больного: она представляла его себе совсем по-другому. Перед ней сидел очень красивый молодой человек, с матово-бледным цветом лица; густые черные волосы падали на широкий лоб, свидетельствовавший о развитости ума; маленькие черные усики слегка прикрывали строгий, но прекрасно очерченный рот, а низ лица был обрамлен небольшой шелковистой бородкой. Ноги больного были закутаны в полосатое плюшевое одеяло.

— Позволь представить тебе барона Магнуса Лилиенштерна, моего друга и наставника в спиритизме, — сказала баронесса.

Тамара быстро подошла к креслу и протянула руку молодому человеку, проницательно смотревшему на нее своими большими голубовато-серыми глазами, в которых светилось глубокое, ясное спокойствие. С первой же минуты молодая девушка почувствовала большую симпатию к больному. Казалось, она встретила давнишнего старого друга. Когда барон сказал, что очень счастлив познакомиться, так как много слышал о ней хорошего от баронессы, Тамара с простодушной улыбкой отвечала:

— Баронесса хорошо относится ко мне и поэтому судит выше, чем я того стою; но она сообщила, что вы разделяете нашу веру в спиритизм и раскрыли перед ней это утешительное учение.

— Я был бы рад, если бы все люди разделяли со мной это убеждение, давшее покой моей душе и поддержавшее меня в тяжелые минуты испытания.

Тамара с участием взглянула на него.

— Я знаю, какое ужасное испытание постигло вас и считаю за счастье, что имею возможность познакомиться с человеком, на деле доказавшим свою веру. Здоровый и счастливый легко верит всему, но только в несчастье познаются наша покорность судьбе и наша вера!

Глаза Магнуса вспыхнули огнем.

— Да, — сказал он дрожащим голосом, — говорят, что вера есть поддержка несчастных и обездоленных и что она укрепляет колеблющиеся сердца. Вера удерживает человека от отчаяния и от попытки самоуничтожения!

— Я понимаю: нужно больше мужества, чтобы жить, чем умереть, — отвечала Тамара тихим голосом. — Но ведь самоубийство — средство трусов, надеющихся избежать борьбы, дезертируя с поля битвы. Но вы, как говорила мне баронесса, — вы сумели победить свою судьбу и создать себе тихую, разумную жизнь.

— Да, наука и искусство развлекают меня в моем уединении и не дают мне чувствовать моего одиночества.

— Отчего вы ведете такую замкнутую жизнь? Вы могли бы иметь кружок близких знакомых и развлекать себя беседой с ними. Разве у вас нет в Петербурге ни родственников, ни друзей?

— Ваши слова радуют меня. Они доказывают, что вы, по крайней мере, находите удовольствие в моем обществе. Но будьте уверены, что большая часть счастливых людей отвернется от меня.

— Давно ли у вас был Угарин? — спросила баронесса.

— Уже три недели, как я его не вижу.

— Как? Вы знаете князя? — спросила с удивлением Тамара.

— Он приходится мне двоюродным братом. Его мать была Лилиенштерн — родная сестра моего отца.

— Такой близкий родственник — и никогда не говорил мне о вас!

Грустная и в то же время ироническая улыбка появилась на губах барона.

— Что же он мог бы сказать вам обо мне? Арсений живет в свете и для света, откуда я исключен, а общество терпит только полезных членов, то есть таких, которые забавляют или как-либо служат ему. Я знаю это по опыту, и было время, когда я считал себя глубоко несчастным, видя, что все, на кого я смотрел как на друзей, покинули меня. Но потом я научился заменять общество людей умственной работой, и с тех пор не чувствую себя одиноким. И, право, от этой замены я только выиграл!

— Как ни полезен подобный жизненный опыт, но, мне кажется, очень трудно примириться с этим, — заметила Тамара, глубоко вздыхая. — Вы меня просто пугаете! Неужели только чистый эгоизм связывает людей между собой? Когда живешь в таком многолюдном обществе, как я, то очень грустно думать, что все расположение, вся кажущаяся дружба относятся не лично к нам, а к той пользе, которую мы можем принести, и что при первом же несчастье нас безжалостно покинут!

— Не огорчайтесь! Я надеюсь, что Господь избавит вас от любого несчастья. Кроме того, и в обществе встречаются люди добрые и великодушные, доказательством чего служит баронесса. Может быть, вам будут встречаться только такие — я же мизантроп и смотрю мрачно на мир.

— Нисколько! Вы приобрели покой души и нашли в себе силу, благодаря которой свет уже не может оскорбить вас. Но кто знает, — прибавила печально Тамара, — что готовит мне будущее?

— Если вы хотите знать свою судьбу, дорогая Тамара, то попросите барона составить ваш гороскоп или взглянуть на линии вашей руки, — сказала, смеясь, госпожа Рабен. — Это второй Нострадамус, и будущее не имеет от него тайн.

— Ах! Скажите мне, ради Бога, что готовит мне судьба! — вскричала молодая девушка.

Магнус слегка покраснел.

— Если бы Нострадамус мог слышать вас, баронесса, то был бы очень возмущен таким сравнением! Но, правда, я изучал хиромантию, и если вы дадите мне руку, я постараюсь прочесть вашу судьбу.

Тамара быстро пододвинулась к барону и протянула ему свою маленькую руку.

— Это рука артиста! Какое искусство вы изучаете? — спросил тот с улыбкой.

— Живопись, — ответила молодая девушка, краснея под его пылающим взглядом.

Магнус долго и внимательно рассматривал пересекающиеся на ладони линии.

— Вы видите что-то дурное? Я замечаю, что ваше лицо омрачилось… Ради Бога, не скрывайте от меня ничего…

— Линии вашей руки сложны, и по ним очень трудно читать. Тем не менее я могу сказать, что вам предстоит перемена в материальном положении, что вам придется много бороться и перенести много волнений. Но из этой борьбы вы выйдете победительницей и будете жить покойно и счастливо. Больше я ничего не вижу, — закончил Магнус.

— Борьба!.. Волнения!.. Перемена материального положения, — задумчиво повторяла Тамара, охваченная каким-то смутным предчувствием.

Желая отвлечь молодую девушку от ее печальных мыслей, Магнус и баронесса поспешили дать разговору другое направление, и скоро завязалась оживленная беседа, причем барон, с возрастающим удивлением, убеждался в замечательной начитанности и глубоких познаниях Тамары. Скоро они так углубились в научные рассуждения, что баронесса должна была ограничиться ролью слушательницы.