Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 8. Воскресение Страница 16

Из дома, где жил Ван Вирт, Анна направилась к градоначальнику, и тот был несказанно рад в качестве сатисфакции за чинимые им препятствия Анне в розысках ее сестры пригласить баронессу в свою ложу на вечернем представлении. Анна чувствовала, что градоначальник испытывает смущение за те правила игры, которых он принужден был придерживаться по отношению к ней, но все же простила его — устанавливались они не этим пожилым, круглолицым лысеющим полковником, страдающим одышкой от чрезмерного веса и служебных забот, значительно превосходящих его незначительные умственные способности. Градоначальник был скорее мил и куда более прост в общении, чем знаменитый маг, и потому с готовностью и с чувством душевного облегчения исполнил ее просьбу посетить сеанс заезжего чародея, видя в том искупление своей невольной вины перед столь важной персоной. И был, кроме всего прочего, настолько любезен, что прислал за Анной коляску со своим кучером, и вечером она вместе с Санниковым отправилась в театр.

Павел Васильевич с каждым днем чувствовал себя много лучше, чему, конечно, способствовали и лекарства, но, быть может, в первую очередь, забота его хозяйки. И, наблюдая за тем, как осторожно, но трепетно развиваются их отношения, Анна впервые подумала, что судьбу не обманешь. Следуя за Соней, Санников, похоже, нашел и свое счастье. Разумеется, Анна была рада, что у сестры есть такой верный помощник, спутник во всех ее приключениях и поездках, но, с другой стороны, она прекрасно понимала, что Санников и сам нуждается в подобной опеке. Все эти годы Павел Васильевич, посвятив себя Соне, оставлял в стороне собственный талант, свое творчество, каковое, несомненно, должно было принести ему в будущем настоящее признание и литературный успех. Анна верила, что сумасбродная Соня могла вскружить голову и повести за собой, но стоил ли того отказ Санникова от самого себя, так уж ли обязательна была эта жертва по сравнению с тем, чего Павел Васильевич мог достичь, если бы на месте ее сестры оказался он сам? И сейчас, когда неутомимая и нежная Авдотья заботливо оберегала и выхаживала его, Санников прямо на глазах выздоравливал, и главное, что отметила Анна, — душевно. Освобождаясь от привязанности к Соне, он открывал сердце новому, более благотворному чувству.

Анна вздохнула: она вот уже не первый раз замечала за собой, что наблюдения за тем, как развиваются отношения между близкими ей людьми, примеривает на себя. И в действительности, все ее рассуждения об этом — продолжение поиска ответа на так и оставшийся нерешенным вопрос: правильно ли она поступила, ответив согласием на предложение князя Репнина стать его женой. Анна и сама не понимала, чем вызваны ее сомнения: ей трудно было обвинить Михаила в поспешности и в произволе — идея соединить их принадлежала Лизе, которая, быть может, не случайно пришла к этой мысли, правомерность и возможность которой Анна видела и сама. Но что-то все-таки мешало ей смириться с неизбежностью ее исполнения. Была ли в том виновна ее любовь к Владимиру? Но жизнь за эти годы отдалила его образ от Анны; она уже не так часто и одержимо, как ранее, вспоминала погибшего супруга, и являлся Владимир ей во снах много реже прежнего. И, тем не менее, мысли о нем продолжали тревожить ее, как, наверное, надежда гнала и Санникова вслед за Соней, куда бы и за кем бы она ни отправилась. Однако вот и он, похоже, нашел утешение от утомительной дороги в бесконечное когда-нибудь. И не станет ли и для Анны то памятное письмо Михаила спасительной рукой, протянутой через пропасть прошлого к новым берегам и к новой жизни?

— Вы так и не сказали мне, что намерены предпринять, — заговорщицким тоном сказал Санников, когда они уже подъезжали к городскому общественному собранию, в здании которого и располагался театральный зал.

— Вся беда, Павел Васильевич, в том, — пожала плечами Анна, — что я не знаю, что точно буду делать.

— Я полагал, у вас есть план, — промолвил Санников.

Анна уловила нотки разочарования в его голосе и поспешила объясниться:

— Увы, я должна открыться вам, что на сей раз действовала импульсивно, повинуясь лишь безотчетному чувству, которое вызывает во мне столь намеренное сопротивление моему участию в разрешении загадки исчезновения сестры, — призналась Анна. — Мне трудно объяснить, что еще, кроме желания лишний раз напомнить о себе господину Ван Вирту, влечет меня на этот сеанс. Быть может, я хочу доказать, что не собираюсь так просто сдаваться, а быть может, чего-то жду — какого-то знака или признания. Однако в любом случае в моем поступке сейчас куда больше эмоций, нежели здравого смысла.

— Как бабочка к огню… — прошептал Санников и вдруг добавил, — знаете, Анастасия Петровна, мне как-то довелось прочитать об одной разновидности мотылька, обитающего в сельве Амазонки. Ему поклоняются индейцы и называют раскрывающим тайны. Когда такой мотылек приближается к костру и сгорает в нем, тому, кто видел превращение в прах его хрупких крыльев, открывается истина.

— Надеюсь, наша судьба будет более благоприятной, — улыбнулась Анна, и Санников вздрогнул:

— Кажется, я сказал глупость.

— Нет, вы всего лишь подтвердили мои опасения за судьбу нашего предприятия, но, тем не менее, я собираюсь найти выход из этого лабиринта и разыскать Соню. Кстати, — Анна улыбнулась, как будто ее озарила догадка, — те фрагменты дневника, что я вернула вам, они у вас с собой?

— Вы правы, отныне я не расстаюсь с ними, — кивнул Санников и вздрогнул, — уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь показать их Людвигу Ван Вирту?

— Не я — вы, Павел Васильевич, — сказала Анна. — Я для господина мага, равно как и для тех, кто связан с тайной пропавшей экспедиции, — персона весьма нежелательная. Вас же он никогда прежде не видел. Насколько я могу судить, вы незнакомы с магом, а он знает о вас лишь понаслышке и в связи с этим делом. И потому нет никаких противопоказаний к вашему участию в сеансе.

— А вдруг маг не замешан в том памятном нападении на меня? — предположил Санников.

— Если так, то он тем более заинтересован, чтобы прочесть вашу рукопись, — задумалась Анна. — И по тому, как он станет трактовать попавшие в его распоряжение фрагменты записей, мы поймем, что он знает и чего хочет знать. Вы явитесь для него простым зрителем из зала, уверена — Ван Вирт поначалу ничего не заподозрит, и потому неизбежно выдаст себя.

— Но тогда он поймет, что мы догадываемся о его роли в этой истории, — с сомнением произнес Санников. — Стоит ли провоцировать его, и готовы вы ли мы сами к последствиям наших действий? Поймите меня правильно — я боюсь не за нас, а за судьбу и жизнь Сони: возможно ли, что такой поступок повредит ей?