Генрих Лаубе - Бретонская роза Страница 16

– Можешь ли ты дать мне честное слово, Лотрек, – спросил вполголоса король, – что только недостаток средств был причиной нашей неудачи?

– Нет, король, не это одно повредило нам. Я держался слишком осторожного способа действий и не пользовался тем, что составляет лучшее преимущество наших дворян и жандармов на войне, а именно: быстрого натиска. Это помешало успеху, а недостаток в деньгах довершил остальное.

– Значит, несмотря на потерю, мы получили урок, которым мы можем воспользоваться?

– Убежден в этом.

– Если так, то еще не все потеряно! Теперь представляется случай исправить дело! Ты должен немедленно ехать на место военных действий… разумеется, в том случае, если ты простил мне мою горячность, мой милый Лотрек! Дай мне руку. Твоя откровенность душевно порадовала меня; мы только тогда можем исправить наши ошибки, когда будем искренне сознаваться в них. В следующий раз, когда окажется нужным, мы соединим смелость с осторожностью и достигнем цели… Милан будет опять в моих руках, не так ли? Господин канцлер Дюпра, примите меры, чтобы этот несчастный Семблансэ был призван к строгой ответственности перед судом парижского парламента за утайку 400 000 экю.

– Я не виновен в этом, ваше величество!

– Мы увидим!

Глава 5

План Бонниве относительно графини удался полностью потому, что она очутилась одна в доме короля, без всякой защиты. После долгих и настойчивых расспросов ей сообщили, наконец, что ее муж несколько дней тому назад уехал в Блуа, а брат – за несколько часов до ее приезда. Ей доказывали самым красноречивым образом, что граф Шатобриан, вероятно, вернется в самом непродолжительном времени, потому что иначе он не вызвал бы ее в Блуа и во всяком случае оставил бы ей письмо. Следовательно, графиня может быть совершенно спокойна, а несколько дней пройдут для нее незаметно в обществе обходительной герцогини Маргариты.

Тем не менее, графиня до известной степени напоминала собой запуганную лань. Если бы она чувствовала почву под своими ногами и строгий супруг хоть чем-нибудь заявил о своем существовании, то она была бы вполне счастлива, что вместо однообразной жизни в бретонском замке очутилась неожиданно в таком веселом обществе. Пока с нею был Бюде, к которому она относилась с полным доверием, то, несмотря на мучившую ее неизвестность, на лице ее по временам появлялась светлая улыбка, и она с любопытством расспрашивала его об обитателях замка. Но Бюде не мог постоянно оставаться с нею. Маргарита осыпала ее любезностями. Адмирал Бонниве приказал спросить, не может ли он чем-нибудь услужить ей. Даже король послал ей приветствие. Но все это настолько смутило ее, что она, заливаясь слезами, удалилась в свою комнату под предлогом болезни.

Она не знала, что ожидает ее, но при всей неопытности догадывалась, благодаря тому своеобразному инстинкту, который является иногда у женщин, что в жизни ее наступает кризис. Мы не знаем, прирожденное ли это свойство или навеянное воспитанием, но вопреки всему тому, что говорят защитники женской эмансипации, женщина в большинстве случаев, даже при свободном выборе, готова лучше выносить самое тяжелое существование, чем отважиться на какую-нибудь перемену. Молодая графиня, живя в одиноком бретонском замке, не раз горько плакала от грубости своего мужа, который с презрением относился к ее лучшим духовным стремлениям и в то же время выказывал по отношению к ней какую-то полусознательную нежность. Эта нежность со стороны мужчины всегда кажется навязчивой женщине и возбуждает ее неудовольствие, если она не в состоянии отвечать на его страсть. Графиня никогда не чувствовала ни малейшей привязанности к своему мужу, но, получив вполне женское воспитание, она скоро свыклась с супружеским гнетом и даже не замечала того отвращения, которое внушал ей граф. Мы выносим иногда, таким образом, годами величайшие неприятности и не сознаем этого, потому что у нас не было случая для сравнения или сопоставления. У графини, в первые дни ее пребывания в королевском замке Блуа, не было другого стремления, как вырваться скорее из этого блестящего мира, ненавистного ее мужу, и вернуться в замок Шатобриан. Она знала, что граф встретит ее грубыми упреками за ее невольное пребывание при дворе, но она готова была лучше выслушать его выговор и упреки, нежели переносить возрастающие мучения совести. Хотя она была слишком умна, чтобы придавать большое значение банальным фразам о нравственности, которые она так часто слышала от своего супруга, тем не менее, эти фразы, при ее полной неопытности в жизни, были пока для нее единственным нравственным кодексом. Она беспрестанно повторяла себе, что должна уехать из Блуа, но с каждым днем это становилось для нее все труднее. Причина такой нерешительности заключалась не в том, что графиня увлеклась каким-либо красивым и блестящим кавалером двора Франциска I, но она подчинилась несравненно более опасному для нее влиянию. Герцогиня Маргарита была вполне подходящей личностью, чтобы заслужить доверие молодой женщины при ее угнетенном состоянии духа и незаметно вывести ее на новый путь. Сестра короля была сама несчастна в супружестве; ей также приходилось бороться с посредственностью и искать исхода; при этом она была живого характера и богато одарена умом. Несмотря на искреннее стремление к добродетели, она понимала прелесть существования, богатого наслаждениями, а там, где дело касалось любимого брата, она была подчас более снисходительна, нежели того требовала ее совесть. Волокитство было тогда в моде; оно шло рука об руку с возрождением искусств и находило себе оправдание в пробудившемся стремлении восстановить прославленное средневековое рыцарство с его заманчивыми приключениями. При этих условиях легко можно себе объяснить, почему сочинительница веселой новеллы «История счастливого любовника» не пренебрегла никакими средствами, чтобы убедить графиню в несостоятельности ее провинциальных понятий о нравственности. Между тем эта опасная искусительница, характер которой трудно определить в точности, никогда не покровительствовала распутству своего брата; и сам Франциск тщательно скрывал от нее свои мимолетные любовные приключения, потому что она называла их тривиальными и очень строго относилась к ним. Рыцарские романы были любимым чтением Маргариты и привели ее к своеобразному миросозерцанию, отражение которого, по мнению знатоков французской истории, до сих пор заметно в духе и нравах современного французского общества, несмотря на его своеобразные фазисы развития и все те перемены, которым оно подверглось в течение трех столетий. Согласно этому миросозерцанию герцогиня пришла к убеждению, что самоотверженная дружба должна была сделаться основой всяких сношений даже между лицами различных полов, потому что только при этом условии возможно полное и наивное доверие людей друг к другу. Она изобрела так называемые «alliances» (альянсы), в которых друзья разного пола считались братом и сестрой. Им предоставлялось открыто выражать свою взаимную любовь, основанную на духовном влечении, и этим уничтожалась всякая возможность порицания или осуждения. Такого рода союзы Маргарита уже ввела при своем маленьком дворе в Алансоне, и она стремилась теперь распространить их при дворе брата. Само собой разумеется, что эти союзы на деле оказались далеко не такими невинными, какими воображала их учредительница, но, тем не менее, из них выработались известные формы и отношения общежития, которые в значительной мере способствовали смягчению нравов. В данном случае виден любопытный контраст между шестнадцатым и нынешним столетием. Альянсы времен Франциска I были возобновлены во Франции в девятнадцатом веке сенсимонистами и социалистами и проникли в среднее сословие; и то, что прежде представляло собой не более как форму, должно было превратиться здесь в серьезный основной закон для свободных отношений между мужчинами и женщинами. Маргарита сочувственно относилась к кальвинизму и даже впоследствии увлеклась им; если бы сенсимонисты появились в ее время, то она, вероятно, приняла бы и их учение и до известной степени старалась бы применить его на практике. В этом случае, как и во многих других, Маргарита представляла резкий контраст со своим братом, несмотря на кажущееся сходство характеров. Франциск как эгоист, в полном смысле этого слова, никогда не задавался мыслью о благе человечества и, не признавая никакой обязательной системы, находил прелесть жизни в контрастах и случайных удовольствиях.

Неизвестно, насколько Франциск посвятил сестру в тайну своих намерений относительно графини Шатобриан. Вероятно, их объяснение ограничилось общими местами вроде того, что следовало бы вырвать молодое богато одаренное существо из рук сурового сеньора, который не умеет ценить доставшееся ему сокровище. Но этого было вполне достаточно, чтобы возбудить участие Маргариты и желание оказать содействие брату в таком добром деле. Король, как бы в подтверждение своих слов, держался совершенно в стороне, так что Маргарита, тронутая его сдержанностью, сама доставила ему случай присмотреться ближе к прекрасной Франциске. Герцогиня считала неудобным пригласить короля в свою комнату, потому что молодая женщина была бы слишком стеснена его присутствием, и предложила ему сесть у окна в соседней комнате, дверь которой была открыта и где Франциск мог видеть в зеркале всю фигуру графини и слышать каждое ее слово. Графиня Шатобриан держала себя совершенно просто и непринужденно с сестрой короля, которая внушала ей полное уважение, тем более что из всего королевского семейства одна Маргарита пользовалась общим уважением за свою нравственную жизнь.