Дина Лампитт - Серебряный лебедь Страница 16

Когда его впервые пригласили изгнать из дома злой дух, он был еще совсем молодым священником Йоркской церкви. В том доме был ребенок, маленький мальчик, которого невидимый преследователь вытаскивал из постели и щипал до крови. Но только через два года, после еще нескольких таких церемоний, священнику стало ясно, что в подобных ситуациях обязательно задействованы дети. Казалось, они невольно служили приманкой, силой, питающей это невидимое зло. И он стал концентрировать внимание именно на детях — молиться за них, благословлять их, совершать над ними ритуалы, очищая их наравне с домом. После этого он приобрел популярность и преуспел там, где были бессильны другие. Вскоре он прославился под именем Бережный Священник, и его услугами стали пользоваться за пределами Йорка и ближайших окрестностей. Сам архиепископ освободил его от других обязанностей в церкви, чтобы дать возможность переезжать с места на место.

Он часто жалел, что священникам не разрешается жениться, потому что любил детей и умел с ними обращаться — немного по-детски, но в то же время строго и назидательно. Не последнюю роль в этом играла его внешность: Бережный Священник был высок, худощав, с аскетичным лицом, но улыбка преображала его, придавая взгляду какую-то детскую наивность.

Однажды, правда, он слишком много улыбался одной семнадцатилетней девушке, измученной жестоким привидением, и она влюбилась в него. После упорной борьбы с совестью, бывшей в нем сильнее всякого дьявола, он ответил ей тем же.

Бережный Священник никогда не мог забыть стыда за свою страсть, отвращения к самому себе и попыток отбросить мысль о желании обладать ею. Но в конце концов природа одержала победу, и они, оба невинные, слились на ложе любви и радости. Наказание не заставило себя ждать: изгнать дьявола не удалось, зло возобновило свои действия с еще большей силой, и девушка, потеряв последнюю надежду, спрыгнула с вершины Скарбороусских скал и разбилась о камни. Он исповедался самому архиепископу, чей ответ очень удивил его:

— Сын мой, тебя искушал дьявол, но наказал Бог. Я не настаиваю на твоем дальнейшем наказании и не хочу лишать тебя сана. Я молился о том, чтобы Господь указал тебе правильный путь, и на то воля Божья, чтобы ты продолжал уничтожать зло в душах напуганных детей. Иди с миром.

Но, несмотря на покаяние и отпущение грехов, Бережный Священник не мог не вспоминать по ночам это хрупкое тело, распростертое на камнях, как сломанный цветок. Да и мог ли он вообще когда-нибудь забыть прикосновения ее рук, поворот головы, ту сладость их совместного пробуждения и свое внезапное превращение из человека, давшего обет безбрачия, в любовника. Ничто не могло избавить его от этих воспоминаний, приносящих одни страдания, да он и не хотел забывать. Только мысли о своей давней любви грели его в суровой жизни, посвященной служению Богу и добру.

Когда Бережный Священник вышел из Большой Залы и стал медленно подниматься по лестнице, шелестя облачением, ему постепенно стала видна девочка, прятавшаяся над ним.

На ходу он прочел первые пять псалмов и окропил все вокруг себя святой водой, стараясь не смотреть по сторонам и опасаясь испугать ее. Осторожно, но целенаправленно он начал продвигаться по коридору к неподвижно висящей малиновой драпировке. Приближаясь к ней, он почти чувствовал биение сердца девочки.

— Молю тебя, Господи, войди в дом, принадлежащий тебе, — прошептал он.

Бережный Священник сделал еще шаг и остановился. В тишине он слышал прерывистое дыхание девочки, но не мог благословить ее. Зло, использовавшее ее как свой инструмент, необходимо было изгнать и полностью уничтожить, без малейшей жалости и сомнений. Он повысил голос с шепота до крика:

— Создай себе постоянное место в сердце твоей верной рабы… — Он замолчал, отдергивая занавесь и устремляя на нее властный взгляд, исполненный энергии. Девочка в ужасе и удивлении раскрыла рот и отшатнулась, когда он прокричал над ее ухом: — …Твоей верной рабы Мелиор Мэри Уэстон!

Бережный Священник занес над ней руку с огромным кольцом и трижды перекрестил. Затем быстро, чтобы она не успела увернуться, поймал ее за талию и заставил перекреститься саму.

— Это создание служит Господу нашему и никому более, — продолжал он. — И я приказываю уйти тому, кто находится в нем. Проклятый демон, я приказываю тебе, уходи из этого ребенка! Ибо я изгоняю тебя, и я — инструмент, избранный Богом.

Мелиор Мэри очень побледнела, и он спросил:

— Что случилось? ОНО здесь?

Девочка кивнула, от страха не в силах произнести ни слова.

— Не бойся, — успокоил он ее, — со мной воля Господня.

Бережный Священник никогда не чувствовал себя сильнее, чем в тот момент. Что-то в фиалковых глазах девочки, темных от нервного напряжения, напомнило ему о далекой любви, о сладком голосе, звавшем его в ночи. И он был готов защитить ее, изгнать дьявола.

— О, Господи Боже! — воскликнул он, когда занавеси вдруг взметнулись вверх, как от урагана. — Пусть в этом доме, именуемом Саттон, зло и злые духи утратят свою силу.

Но, сказав это, он понял: что-то не так — его голос растворился в воздухе, как голос гнома, пытающегося перекричать ветер. Но все же зло отступило, он был уверен в этом и произнес еще раз:

— Пусть утратят свою силу зло и злые духи в замке Саттон.

Никогда в жизни он не был так уверен в себе, его душа ликовала. Ему показалось, что потолок над ним накренился. Он протянул руки, чтобы защитить девочку, опрыскивая ее святой водой, и воскликнул:

— Господи, изгони зло, преследующее этого ребенка!

И с этими словами провалился в темноту, слыша крики и зная, что это голос зла.

В крошечном домике в Ислингтоне Амелия Фитсховард поставила на пол ведро угля и поднесла руки к груди. Дышать вдруг стало невыносимо трудно. Издавая хриплые звуки, она поняла, что наступил конец ее жизни, что недомогание последних нескольких дней достигло предела. Болезнь, истощившая ее до детской хрупкости, в конце концов надорвала сердце. Но необходимо было добраться до письменного стола и вынуть оттуда два жизненно важных письма, приготовленных на этот случай: одно на имя миссис Уэстон в Саттон, а другое — ее поверенному мистеру Пеннинкьюку. Она должна была успеть ради двух людей, зависящих от нее — Сибеллы и…

Но дыхание остановилось, перед глазами поплыл туман — жить ей оставалось считанные секунды. И тогда Амелия воспользовалась той силой, которая, как говорили, всегда была присуща Фитсховардам. Она мысленно заговорила с Сибеллой: — Бедное дитя мое, не горюй обо мне. Отправляйся к мистеру Пеннинкьюку в Холборн и проси его о помощи; затем начинай новую жизнь в доме Уэстонов. Убедись, что оба письма отправлены. Я всегда буду любить тебя.