Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы Страница 16

Отчего же ушла эта противная Мария Кулер, которой Энгебурга повелела переводить ее слова королю. Теперь та была бы очень даже кстати.

«Мой язык заперт в волшебном ларце!» – прошептала она на датском, но тут же щеку ее обожгла пощечина.

Ударив ее, Филипп Август разразился потоком бессильной брани.

Для понимания Энгебурге больше не требовалась переводчица. Она закусила губу, стараясь сдержать слезы. В подобной ситуации ей как жене Филиппа Августа следовало поклониться мужу и, поблагодарив его за оплеуху, посоветовать поступать так же всякий раз, когда тому захочется излить свой гнев. Но у нее не было подходящих слов. Еще можно было убежать, заплакать или отвернуться к стене. Однако Энгебурга боялась что, едва она закроет глаза, вымоленный гость исчезнет, будто его и не было. Поэтому она только смотрела на короля, пытаясь догадаться, чего он от нее хочет. Возможно, окажись Энгебурга более опытной в делах любви, увидев ярость, с какой набросился на нее муж, ей следовало подыграть ему, изображая либо такую же дикую страсть, либо страх перед столь сильным напором. Но Энгебурга была от природы правдива и, даже обучившись подобным фокусам, вряд ли стала бы изображать страх или отчаяние при приближении любимого мужчины.

Король вышел из кельи, едва набросив на себя одежду и не глядя в сторону жены. Вскоре Энгебурга услышала стук копыт, голоса во дворе и поняла, что Филипп покидает монастырь и не вернется сюда уже никогда.

Глава 16

О том, как над монастырем собирались черные тучи

В чистом поле среди примятого клевера и вереска белели шесть обнаженных женских тел, прекрасно сложенных и очень красивых. У всех шестерых были отсечены головы. И это не удивительно, ведь совсем недавно эти девушки были сначала фрейлинами датской принцессы, а после приближенными королевы Франции.

А значит, их вполне могли опознать и после дознаться до правды.

Стражники, помогающие девушкам бежать из монастыря не увезли их далеко, а, забрав причитающиеся за побег деньги, раздев беглянок и обесчестив, спешно прикончили несчастных. При этом насильники не имели возможности вволю насладиться своими жертвами, так как выехали из монастыря затемно, а были обязаны вернуться туда до захода солнца следующего дня, до времени проверки. Терять место не хотел никто: охрана безобидного монастыря была делом спокойным и, как выяснилось, вполне прибыльным.

Все вещи погибших девушек были доставлены начальнику стражи господину Густаву Денье, который после недолгих колебаний велел отвезти все к ростовщикам, после чего полученную сумму разделил между личным составом согласно занимаемому в отряде месту и степени участия в деле. Немного смущало присутствие в монастыре короля Франции, но сразу же после спешного отъезда монарха отпала сама необходимость тайно увозить из монастыря девушек, убивая их по дороге, так как стражники получили приказ приходить к королеве раз в неделю и предлагать ей и всем желающим фрейлинам безопасное и совершенно бесплатное возвращение домой.

Сведения о желающих добровольно покинуть Францию следовало доставлять к королевскому двору непосредственно оруженосцу короля господину Фернанду Мишле, который сразу готовил бы охрану и выдавал деньги на дорогу желающим. При этом было оговорено, что за каждую добровольно упорхнувшую из монастыря пташку начальник стражи получает кошелек серебра, которое он волен как положить себе в карман, так и разделить между своими людьми. Если желание вернуться в Данию выскажет сама королева, начальник стражи сразу же получит повышение и поместье.

Услышав о столь радостных перспективах, начальник стражи Густав Денье – красавец и лучший лучник Франции – постарался проявить все свое красноречие для того, чтобы уговорить «северных куколок» поскорее покинуть Францию. С одной стороны, это было несложно потому, что придворные дамы Энгебурги и сами понимали, что Франция не приняла их и лучше уж вернуться домой, где можно будет либо продолжить служить при дворе, либо вернуться к родителям и выйти замуж. С другой стороны, многие девушки много лет знали Энгебургу и теперь не хотели покидать ее в горестях.

В основном все фрейлины были по-своему создания несчастные и не имеющие за душой ничего, кроме своей красоты и обаяния. В Дании их не ждало ничего хорошего, а при особе Энгебурги, ставшей королевой Франции, они могли надеяться, что рано или поздно король все же призовет к себе свою опальную супругу и тогда у них самих появится реальный шанс устроить свои судьбы при французском дворе. В лице таких девушек Густав Денье встретил решительное сопротивление. И это рушило его честолюбивые планы.

Начальник стражи прекрасно понимал, что король согласился отпускать и доставлять на родину всех без исключения фрейлин Энгебурги только потому, что надеялся таким образом сломить ее волю. Мол, увидев, что она рискует остаться одна в чужой стране, без языка и связи с миром, королева сломится и сама пожелает разорвать несостоявшийся брак. Месяц после полученного приказа Густав Денье обивал пороги королевы и ее приближенных, уговаривая, очаровывая и, наконец, запугивая их. К концу октября из пятидесяти человек в свите королевы осталось всего двадцать, а состояние финансов начальника стражи заметно улучшилось.

Двадцать пятого октября в монастырь неожиданно прискакал гонец из Амьена. Густаву Денье было приказано незамедлительно явиться к бывшему оруженосцу короля, а ныне хранителю печати господину Фернанду Мишле, который принял начальника стражи в своем новом доме.

– Король изъявил желание расторгнуть брак с проклятой колдуньей, – вальяжно развалившись на укрытой мехами софе, сообщил Мишле. – Тем не менее, как вам должно быть известно, Святая католическая Церковь не всегда идет навстречу сильным мира сего. Так что их могут развести, а могут и не развести… – Он протянул руку и легко поднял с невысокого столика массивный кубок с вином. – Короче говоря, драгоценный наш господин Денье… Несмотря на то что король официально и не одобряет подобных действий, ему было бы приятно, если бы в пользу развода были выдвинуты еще какие-нибудь аргументы. – Хранитель печати поднялся и, подойдя к окну, любовался какое-то время на исполняющих обычную муштру молодых гвардейцев. – Не скрою от вас, что по совету приближенных к особе Его Величества глупцов король будет ссылаться на якобы существующее кровное родство между его бывшей супругой Изабеллой де Эно и Энгебургой Датской. Что, по правде говоря, может сработать только в случае, если папский легат откажется заглянуть в соответствующие бумаги и примет сказанное на веру. Потому как между Изабеллой де Эно и нынешней королевой такое же родство, как между белкой и медведем. Поэтому мы… – господин Мишле оборвал свою речь, выразительно прикладывая палец к губам. – Разумеется, вы не ждете, чтобы я называл вам имена?