Джулианна Маклин - Плененная горцем Страница 16

И тут, как гром среди ясного неба, прозвучал вопрос личного характера, который задал Гавин.

— Так вы планировали устроить свадьбу прямо в форте? — Он смотрел на нее, нахмурив лоб. — Прошел всего месяц после смерти твоего отца, девушка. Тебе не приходило в голову, что, прежде чем принимать на себя такие важные обязательства, ты должна его как следует оплакать?

Изумленная Амелия потянулась за очередной галетой.

— Вы знаете, когда умер мой отец?

— Да. Ангус сказал нам, кем он был. Он был хорошо известен среди наших кланов.

Она вздохнула и вернулась к его первому вопросу.

— Что бы вы обо мне ни думали в связи с моим поведением, я действительно задумывалась о собственной поспешности. И я до сих пор не уверена, что поступила правильно, примчавшись в Шотландию сразу после похорон отца. Но что-то меня сюда толкало. Отец нас благословил, и я считала, что это то, чего он хотел бы: чтобы кто-то меня оберегал и заботился обо мне. Он не хотел, чтобы я оставалась одна.

— Но у тебя есть дядя, и он твой опекун, — напомнил ей Гавин. — И наверняка у тебя есть и другие родственники, на которых ты можешь положиться. Разве у тебя нет ни братьев, ни сестер, девушка? Хотя бы двоюродных или троюродных?

В голосе горца ей почудилось нечто, похожее на сочувствие, и она перевела взгляд с него на Фергуса, а затем на дальний конец поляны, на Ангуса, который продолжал наблюдать за ней, как изголодавшийся дикий зверь.

— Я была единственным ребенком в семье, — ответила она. — Так что у меня нет ни братьев, ни сестер. У меня есть кузены и кузины, которые были готовы принять меня в свою семью, но мы никогда не были близки, и я хотела находиться поближе к своему жениху.

Она была абсолютно уверена, что Ангус не может слышать того, что она говорит, и тем не менее, он, похоже, слушал ее, угрожающе нахмурив брови.

Гавин, который сидел скрестив ноги и опершись локтями на колени, а подбородком на сплетенные пальцы, кивнул:

— Да, девушка, я тебя понимаю. Настоящая любовь — это сильная штука.

Фергус ткнул его локтем в бок.

— Какого черта, Гавин? Ты что, забыл, что она говорит о полуполковнике Беннетте? Или ты совсем из ума выжил?

Гавин выпрямился.

— Я ничего не забыл, Фергус, но любовь слепа. И тебе это известно не хуже, чем мне.

— Я не слепа, — сообщила она им. — И я понимаю, что мой жених — ваш враг. Но я уже сказала Дункану, что это война. Ричард Беннетт — солдат, и он выполняет долг перед своим королем. Кроме того, не вам его обвинять. Ведь вы — неприкасаемые мятежники Мясника и жестоко убиваете всех беспомощных английских солдат, которые встречаются на вашем пути.

— Так нас называют? — поднял брови Гавин. — Неприкасаемыми?

Амелия переводила взгляд с одного молодого шотландца на другого. В их глазах светились ум и заинтересованность, и она засомневалась в правильности своего первоначального впечатления о них как о жестоких дикарях. Но одного быстрого взгляда в сторону третьего горца, расположившегося в дальнем конце поляны, ей хватило, чтобы понять, что расслабляться не стоит.

— Почему он так сильно меня ненавидит? — спросила она, продолжая наблюдать за Ангусом.

— Он ненавидит не тебя, — пояснил Фергус, — а твоего жениха.

— Но он переносит свою ненависть и на нее, — уточнил Гавин, переводя на девушку взгляд изумрудно-зеленых глаз. — Он считает, что Дункану не следовало оставлять тебя в живых.

— Я это уже поняла.

— Пойми меня правильно, он действительно тебя ненавидит, — решительно произнес Фергус и сунул в рот галету. — Но кто может его в этом винить? Твой жених изнасиловал и убил его сестру.

Поляна закружилась перед глазами Амелии. У нее в голове молотом стучали слова, которые так небрежно обронил Фергус. Она попыталась сглотнуть, но у нее в горле словно застрял острый камень.

— Простите?

— А потом он отрезал ей голову, — так же непринужденно добавил Гавин, дожевывая галету.

На мгновение Амелия утратила дар речи. Ей казалось, что еще немного — и ее стошнит. Она силилась хоть что-то ответить.

— Этого не может быть! Я не знаю, какие слухи до вас дошли или что вам рассказал Мясник, но это не может быть правдой. Если такое действительно произошло, мой жених не имел к этому никакого отношения. Вы перепутали его с кем-то другим.

Ее Ричард?! Господи Иисусе! Он не смог бы так поступить. Ни за что на свете! Они наверняка ошибаются. Иначе и быть не может.

Зашелестели ветви, и из зарослей вышел Дункан. Она обернулась в его сторону. Вид у него был угрюмый, а глаза как будто потемнели.

— Собирайтесь, — скомандовал он, обращаясь к Фергусу и Гавину. — Нам пора.

Вскочив на ноги, они сунули остатки еды в седельные сумки и бросились к лошадям.

— Это правда? — спросила Амелия, тоже вставая с земли. — Ты поэтому решил убить Ричарда? Потому что ты считаешь, что он убил сестру твоего друга? И… и изнасиловал ее?

Последняя фраза далась ей с трудом.

— Да, это правда, — Дункан понизил голос. — А эта парочка слишком много болтает.

От потрясения Амелия даже покачнулась, с трудом удержавшись на ногах. Она не хотела верить в то, что ей говорили, — ведь они были ее врагами, но в то же время она не могла сбрасывать со счетов силу их ненависти. Такая одержимость отмщением одному-единственному человеку должна была чем-то объясняться.

— Но как ты можешь быть уверен в том, что это был Ричард? — спросила она, продолжая цепляться за надежду, что это ошибка или какое-то недоразумение. — Ты там был? Мне очень трудно поверить в то, что он мог допустить что-то подобное.

— Это произошло.

Он уже шагал к лошади.

— Но ты там был?

— Нет.

Амелия почти бежала, пытаясь успевать за ним.

— Тогда как ты можешь знать о том, что там было? Может, Ричард как раз пытался этому помешать? Или он узнал об этом, когда было слишком поздно? Ангус при этом присутствовал?

— Конечно, нет! Если бы он там был, твой возлюбленный уже был бы мертв.

Дункан сунул пустой кувшин из-под вина в седельную сумку.

— Тогда откуда тебе об этом известно? — снова воскликнула она, никак не желая в это поверить.

Амелия не хотела верить. Все в ней протестовало, заставляло ее отрицать саму возможность этого, потому что, если бы все оказалось правдой, она уже никогда не смогла бы верить в свою способность разбираться в людях. Она засомневалась бы и в своем отце, и это разбило бы ей сердце, потому что она свято чтила память о нем. Он был героем и очень порядочным человеком, и она безоговорочно ему доверяла. Отец не мог ошибиться в галантном офицере, которому предстояло стать мужем его дочери. Он ни за что не пообещал бы ее чудовищу. Или пообещал бы?