Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 16

— И где Леон, я тоже не знаю. Наверно, возле моря, потому что твоя Элизабет говорила, ты подался в моряки. Прошлым летом, перед моей свадьбой…

Трудно было представить, зачем Элизабет понадобилось придумывать эту историю с морской службой. Тем временем Мариетта продолжала:

— Она дала денег на красивое платье, еще подарила браслетик и два золотых луидора.

— Это дело хорошее. Кстати, ты знаешь, что она тоже замужем и сегодня уплывает в Америку?

Как Жюстен ни старался, отчаяние явственно улавливалось в его голосе. Он вздрогнул, когда Мариетта неожиданно обвила руками его шею и жадно поцеловала в губы.

— Ты мне нравился, — призналась молодая женщина, с трудом переводя дух. — Всегда нравился, Жюстен. Если хочешь, чуть позже увидимся!

— А Бертран? А твой малыш? — возразил Жюстен, борясь с пожиравшей его похотью. — Нет, Мариетта, не надо.

Уязвленная, она хотела было встать, но он удержал ее за руку.

— Ты в замок? — спросил Жюстен.

— А куда же еще, глупый? По вторникам хожу стирать рубашки мсье Лароша.

— Тогда у меня к тебе большущая просьба, Мариетта. Можешь раздобыть фотокарточку Элизабет? Для меня это была бы огромная радость. Наверное, я больше никогда ее не увижу. А так будет память…

— Так сам и иди! — возмутилась Мариетта. — Говорят, ты сын хозяина, бери что хочешь.

— Мариетта, ну пожалуйста! У меня свои резоны не попадаться Ларошу на глаза, отец он мне или нет!

Молодая женщина долго смотрела на него, рассерженно вздыхая — как, впрочем, и всегда, когда что-то было не по ней.

— Ну ладно, попробую! Но в гостиную мне хода нет, и хозяин запирает все комнаты на ключ. Если меня застанут шныряющей по дому, крику будет!

Я уж не говорю о том… — она осеклась.

— О чем, Мариетта? — моментально вскинулся Жюстен. — Ларош поднял на тебя руку?

Глаза у молодой прачки моментально заблестели, и она смахнула слезинку.

— Старый хрыч! В него будто дьявол вселился! Взял меня силой этой весной, и с тех пор отказать ему я не смею. Этой змеи, новой горничной Алин, видно, ему не хватает. Уложил ее в свою постель, и эта рыжая потаскуха теперь корчит из себя госпожу. В прошлый вторник, представь, приносит мне в стирку свое исподнее! Я разозлилась и как швырну его ей в морду! А хозяин — тот только хохочет.

Ощущая, что начинает ненавидеть Лароша, Жюстен в то же время искренне сочувствовал Мариетте. В деревне ее, конечно, считали легкодоступной еще в те времена, когда они с ней весело проводили время в конюшне. Но, если задуматься, она всего лишь делала, что хотела, а ханжи такого не прощают… Притянул ее к себе, стал утешать:

— Ларош не имеет никакого права тебя принуждать. Не ходи к нему, работай преспокойно на своей ферме. Помогай мужу, заботься о ребенке.

— Если я тебя послушаю, то получу взбучку уже от Бертрана! Не вмешивайся, куда не надо, Жюстен. Я пока что справляюсь. И лишней денежка не бывает!

— Мариетта, мне тебя жаль! Ты мне тоже очень нравилась. Ты была мой лучик солнца, когда приходила утром ко мне в конюшню. И мы, если помнишь, не скучали… Я даже обещал жениться, если ты понесешь.

— Ты хороший парень, я знаю. Все, хватит болтовни, мне пора! Может, и получится стащить для тебя фотокарточку. Поджидай меня сегодня ближе к ночи за конюшнями. Коля', новый конюх, рано ложится, так что ты с ним не столкнешься. Хоть попрощаемся по-людски…

Она вскочила на ноги, одернула юбку. Жюстен понял, что дальнейшие уговоры бесполезны. И еще больше разозлился.

— Если этот мерзавец и правда мой отец, будь он проклят! — сквозь зубы проговорил он.

Гавр, в тот же день, в тот же час

Ричард, взбешенный и крайне встревоженный, мерил шагами площадку перед сходнями для пассажиров первого класса. И без конца поглядывал во все стороны в надежде, что Элизабет вот-вот появится. Бонни стояла в метре от него, бледная как полотно.

Молодую женщину поджидали не они одни. Матросы на палубе уже начали терять терпение. Жан Дюкен разговаривал с ними, в то же время высматривая племянницу на набережной.

Двигатели парохода ревели в его стальном нутре, из труб вырывался дымок: еще немного, и «Гасконь» снимется с якоря. Прозвучал третий гудок. На палубах было очень шумно: толпящиеся вдоль заграждений пассажиры громко прощались с провожающими, махали платочками. То была настоящая какофония криков, смеха, рыданий.

— Да где же она? — выкрикнул Ричард в отчаянии.

— Понятия не имею, — печально отозвалась Бонни. — Наверное, что-то случилось. Не дай бог, на нашу девочку напали, как когда-то на ее бедного отца. Только б история не повторилась!

— Не болтайте глупости! Вам было велено глаз с нее не спускать! — вскинулся молодой муж. — Вы во всем виноваты!

Американец, чье лицо блестело от пота на неумолимом солнце, нервно взъерошил свои черные волосы. Выслушав Бонни, он уже сбегал к лавке антиквара, однако нашел ее запертой, с опущенными защитными решетками. Узнав, что племянница задерживается, Жан прочесал окрестности, в том числе похожие на лабиринт складские кварталы.

— Мы не можем уехать! — объявил Ричард. — Придется переговорить с капитаном. Заберем багаж и прямиком в жандармерию порта!

Несмотря на жару, он был очень бледен. Во взгляде янтарных глаз ясно читалась тревога.

— Она взялась за старое! Но только на этот раз довела дело до конца! Лисбет утопилась! — бормотал он.

— Ричард, теперь вы говорите глупости.

Но Бонни все же еще больше испугалась и поспешно перекрестилась. Положение и в самом деле складывалось кошмарное. Проклиная себя за то, что отпустила Элизабет одну, она расплакалась — и в тот же самый миг высоко над ними, на палубе, Жан выдохнул с облегчением.

— Я вижу Элизабет! Она бежит к нам! — крикнул он.

Ричард услышал его и повернулся навстречу жене. Та спешила к сходням, прижимая сумочку к груди. Щеки у Элизабет раскраснелись, прическа сильно растрепалась, и ветер играл длинными легкими прядками.

— Лисбет!

Он раскрыл руки ей навстречу, порывисто обнял. Молодая женщина сильно запыхалась и какое-то время не могла говорить.

— Простите, простите меня, пожалуйста! — наконец вымолвила она.

— Скорее! Пароход отчалит, как только мы будем на борту, — крикнула им Бонни, которая теперь всхлипывала от радости.

Элизабет подбежала к сходням и сделала пару шажков, но ноги у нее так дрожали, что Ричарду, у которого голова до сих пор шла кругом, пришлось помочь ей взойти по трапу.

Подоспевший Жан помог племяннице одолеть последние ступеньки, придерживая ее за талию.

— Как же ты нас напугала! — буркнул он. — Я уже думал,