Жюльетта Бенцони - Катрин и хранитель сокровищ Страница 16

— Мой муж никогда не позволит мне покинуть этот дом!

— Одной, возможно, и нет. Но я буду сопровождать вас.

Я давно хотел узнать, как убирают виноград в этой стране.

Мы отправимся сегодня вечером, но прежде вы должны вернуть мне тот флакон, который я по глупости дал вам.

Катрин покачала головой и слабо улыбнулась:

— Не нужно. Теперь я не стану его использовать. Даю вам слово! Но я настаиваю, чтобы вы позволили мне его сохранить.

В тот же день, после обеда, пока Гарэн навещал Николя Роллена, Катрин покинула дом в сопровождении Абу-аль-Хайра, оставив Тьерселину письмо для мужа.

Несколько часов спустя они достигли Марсаннэ, где их тепло встретили Матье и Жакетт.

Во время уборки винограда Марсаннэ не был идеальным местом для склеивания разбитых сердец. Со всего района холмов Морвана туда стекались веселые компании молодых людей и девушек, чтобы помочь в уборке урожая так же, как они делали это в Жевре, Нюи, Марсале, Боне и по всему краю. Они были везде, спали в амбарах и на сеновалах, поскольку ночи были еще теплыми.

С утра до ночи сборщики урожая склонялись над переполненными мешками с черными сочными гроздьями и пели во все горло:

Осень зноем полыхала,

Солнце жгло, не отдыхало.

Все во мне пересыхало,

Тяжко сердце воздыхало…

Это был, конечно, ненастоящий протест, поскольку мелодия была шутливой, задорной. Где — то позади какой-нибудь веселый парень или девушка декламировали:

Да прославится Господь,

Сотворивший вина,

Повелевший пить до дна —

Не до половины!

5

Но Катрин держалась подальше от этой буйной суматохи. Она проводила все дни в одной из верхних комнат, сидя возле матери, и пряла пряжу, как делала это прежде, либо ткала льняное полотно, в то время как ее глаза блуждали по красновато-коричневым просторам виноградников. Она любила смотреть, как ранним утром солнце пробивается сквозь клубы тумана, как вечером над виноградниками загорается красное пламя заката и как цвет расплавленного золота постепенно сменяется темно-малиновым.

Жакетт Легуа воздержалась от вопросов, когда ее дочь появилась в доме. Мать всегда чувствует страдание своего ребенка, даже если оно хорошо скрывается. Она удовольствовалась тем, что суетилась вокруг Катрин так, как будто та была больна, и избегала всякого упоминания о Гарэне, которого так и не полюбила, и о Саре, странное поведение которой сильно ее разочаровало. Катрин вернулась, ища покоя в семейной жизни и в смене обстановки, в которую странный брак закинул ее. И именно этот покой старалась дать ей Жакетт.

Что касается дядюшки Матье и его арабского друга, то они целыми днями хлопотали по хозяйству. Как только рассветало, дядюшка уже был на винограднике и, засучив рукава, помогал где мог: тут наполнял корзину, там — высыпал ее. И Абу-аль-Хайр, сменивший свой фантастический тюрбан на вязаную шапочку, обутый в высокие, до самых колен сапоги на шнуровке, в домотканом халате, накинутом поверх его шелковых одеяний, с выражением неослабевающего интереса на лице весь день радостно поспевал за своим другом, болтая без умолку. С наступлением ночи друзья возвращались домой ужасно усталые, невероятно грязные, с красными лицами, но счастливые, как короли.

Однако Катрин не сомневалась в том, что эта благословенная спокойная жизнь продлится недолго. Было довольно странно, что пролетела уже неделя, а из Дижона не было вестей. Рано или поздно Гарэн все равно должен был появиться, чтобы заявить о своих правах на нее, потому что она была ставкой в самой выгодной сделке, которую он когда-либо заключал. Каждый вечер, отправляясь спать, она вновь удивлялась тому, что прошел еще один день, а перед нею не появилась его высокая мрачная фигура.

Но не Гарэну, а брату Этьену было в конце концов суждено стать первым в веренице посетителей Марсаннэ. Отсутствие Катрин обеспокоило монаха. Он нанес два или три безуспешных визита в особняк Брази. Его разговор с Катрин в огороде дядюшки Матье был почти бесполезным. Молодая женщина решительно заявила, что возвращение в Дижон совершенно не входит в ее намерения, что она слышать не желает о дворе или о герцоге и еще меньше — о политике. Ей пришлось горько пожалеть об освобождении Арно из темницы графа Саффолка, ибо в результате молодой человек оказался в объятиях любящей его Изабель де Северак. И она очень сердилась на брата Этьена, который способствовал этому освобождению, а сама она оказалась в глупом положении.

— У меня нет способностей для такого рода интриг, сказала она ему. — Я бы только принесла несчастье всем вам.

К ее удивлению, монах не пытался заставить ее изменить свое решение. Он извинился, что побеспокоил ее, и, уходя, осторожно добавил:

— Ваша подруга Одетта вскоре будет вынуждена покинуть свой замок в Сен-Жан де Лонь: герцог отбирает его у нее. Ей придется вернуться в дом своей матери, и когда я ее видел в последний раз, мне показалось, что она очень огорчена этим. Должен ли я сказать ей и королеве Иоланде, что вас больше не волнует их судьба?

Катрин почувствовала угрызения совести. Ей не хотелось показаться капризной и эгоистичной. Она поняла, что не имеет права покидать доверившихся ей людей только из-за того, что разочаровалась в Арно, хоть это и горько.

— Не говорите им ничего, — сказала она после паузы. Ни ей, ни королеве. Я перенесла тяжелый удар, и мне нужен мир и покой, чтобы восстановить силы. Дайте мне немного времени.

Улыбка сменила выражение беспокойства на обычно жизнерадостном лице брата Этьена.

— Я понял, — сказал он сочувственно. — Простите мне мою назойливость, но не задерживайтесь здесь слишком долго.

Катрин не хотела связывать себя точной датой. Она ограничилась уклончивым обещанием вернуться скоро, совсем скоро, и брату Этьену пришлось удовольствоваться этим. На следующий день приехала Эрменгарда.

Ее прибытие, как всегда, вызвало волнение и суматоху.

Она крепко расцеловала Катрин и ее мать, сделала несколько комплиментов дядюшке Матье по поводу его хозяйственной деятельности и цветущего вида, с видом знатока обошла погреба, попробовала сладкого вина, рекой лившегося из-под пресса в большой, как кастрюля, ковш, и изъявила желание пообедать.

В то время как дядюшка Матье и Жакетт, раскрасневшиеся от гордости, что принимают такую важную особу, суетились по хозяйству, стараясь обеспечить соответствующий случаю обед, Эрменгарда уселась рядом с Катрин в увитой виноградом беседке и стала ее упрекать.

— Твое деревенское убежище очаровательно, — сказала она, — но ты ведешь себя как дурочка. Ты, кажется, не понимаешь, что после твоего отъезда жизнь в герцогском дворце стала невыносимой. Герцог постоянно раздражен…