Лиз Карлайл - Добродетельная женщина Страница 16

— Вы уверены, Роуленд, что хотите пожертвовать деньги именно миссии, а не хорошенькой патронессе мистера Амхерста?

Эдмунд прищурился.

— Что за чушь! На мой взгляд, леди Уолрафен — невероятно холодная дама… во всяком случае, в отношении мужчин. И бедняге Делакорту это известно лучше всех нас.

Внезапно смутившись, Делакорт растерянно переводил взгляд с одного собеседника на другого.

— Послушайте, Роуленд, — начал он, стараясь говорить спокойно, — я что-то не пойму: какое отношение имеет леди Уолрафен к миссии Коула Амхерста?

В глазах Эдмунда появилась насмешка.

— Самое непосредственное. Похоже, наша милая леди решила посвятить себя служению «Дочерям Назарета». Вы что же, не знали об этом?

Делакорт хотел нагрубить Эдмунду, но вдруг почувствовал безотчетную тревогу. И дело здесь было вовсе не в Эдмунде, а в том имени, что так легко слетело с его уст.

— «Дочери Назарета»? — вмешался в разговор Стюарт. — Это та самая организация, которой ты должен управлять, пока папа будет в Кембриджшире?

Мистер Рид и сэр Лестер быстро переглянулись и прыснули со смеху. Эдмунд непроизвольно приоткрыл рот от изумления. Дэвид бросил на племянника испепеляющий взгляд, но было уже поздно.

— Вы шутите, лорд Мерсер? — выдавил сэр Лестер между приступами смеха.

Рид тем временем утирал выкатившуюся от смеха слезу. Стюарт держался абсолютно непринужденно, не понимая, насколько неуместна была здесь подобная откровенность.

— Лорд Делакорт будет работать там не по собственному желанию, — охотно пояснил маркиз. — Просто он проиграл папе в вист, а ставкой в игре было временное назначение на должность управляющего миссией.

Мужчины окончательно развеселились, и теперь к ним присоединился и Эдмунд.

— Ну и ну! Всем известный картежник лорд Делакорт проиграл моему набожному кузену! Дэвид схватил Стюарта за руку.

— Прошу прощения, джентльмены, — рявкнул он, — но нам нужно срочно поговорить.

Он подтащил своего чересчур честного племянника к их столу и минут пятнадцать пытался втолковать тому, в каком невыгодном свете он оказался по его милости. Стюарт искренне извинялся, но это уже не имело значения. Дэвид чувствовал себя униженным, как никогда раньше. Вечер был безнадежно испорчен. Наконец он выдернул Стюарта из кресла и потянул, было, его к выходу, но заметил, как сэр Лестер и мистер Рид метнулись от книги записей пари, хихикая, точно напроказившие школьницы. Дэвид резко сменил маршрут, увлекая за собой Мерсера.

В глаза ему тут же бросилось свидетельство его позора — свежая запись, сделанная жирными чернилами.

«Сэр Лестер спорит с мистером Ридом на пятьдесят гиней, что до первого мая лорд Д. переспит с некоей овдовевшей графиней».

Дэвид скривился, как от зубной боли. Боже правый! Никому не составит труда догадаться, о ком шла речь в этом пари. Сесилия Маркем-Сэндс, или Сесилия Лоример. Или леди Уолрафен… Как ее ни назови, Эдмунд прав: у этой злопамятной тигрицы, несмотря на бешеный нрав, вместо крови в жилах ледяная водица. Она не способна ни полюбить сама, ни оценить любовь другого человека.

Пеннингтон-стрит в районе Сент-Джордж Мидлсекс навевала чувство мрачной безысходности. Такое влияние этой улицы объяснялось главным образом ее соседством: с одной стороны — кишащий преступниками Лондон-Сити, с другой — Шедвелл, населенный сутенерами, ворами и прочими отбросами общества. Далеко к западу жила лондонская знать, которой нравы Сент-Джорджа казались еще более неприемлемыми, чем обычаи Франции, а тайны — мрачнее самой черной Африки.

Однако южная сторона Пеннингтон-стрит была погружена в настоящий, реальный мрак. Мрак этот повергал Сесилию в дрожь всякий раз, когда она раскрывала шторы на верхнем этаже офиса миссии. Закопченная кирпичная стена высотой в двадцать футов тянулась вдоль лондонских доков, отгораживая Пеннингтон-стрит от белого света и частично — от портового шума, но не задерживая долетавшее с Темзы зловоние.

Сесилия закрепила штору и вернулась к своему весьма исцарапанному письменному столу. Три таких стола, разнокалиберные стулья, два стеллажа и маленький рабочий столик составляли обстановку этой узкой комнаты с высоким потолком. Света стало чуть больше, зато ковровая дорожка под окном казалась еще более потертой, а в воздухе тошнотворно пахло вареной капустой, которая предназначалась на обед обитателям миссии наверняка в качестве основного блюда.

Но это все ничего, напомнила себе Сесилия. Главное, что в здании «Дочерей Назарета» — этом оплоте доброты и покоя для заблудших душ — было тепло и чисто. Снизу доносились топот ног, звон колокольчиков и дребезжание стекол больших арочных окон.

В архитектурном плане миссия представляла собой не что иное, как пять одноквартирных домов раннего георгианского стиля с общими боковыми стенами и множеством дверей, немного напоминая кирпичный муравейник. На нижнем этаже располагалась прачечная, где весь день напролет скрипели отжимные машины. Верхний этаж был отведен под просторную общую спальню, и оттуда слышались шаги чьих-то ног в грубых башмаках — там постоянно что-то мыли, скребли и чистили.

Это была суровая жизнь, но большинство обитательниц привыкли к гораздо худшей. Впрочем, цену, которую они за нее заплатили, многие из них считали непомерно высокой. Женщины, решившие вступить в миссию, обязаны были навсегда покончить с проституцией и воровством, ежедневно изучать Библию и осваивать ремесла — шитье, стирку и даже кожевенное дело.

Большую часть их продукции покупали моряки и портовые грузчики. Таким образом, миссия получала небольшой доход. В отличие от многих представительниц ее класса Сесилия не питала никаких иллюзий относительно общества «Дочери Назарета». Она понимала, что хоть это и не работный дом, но его членам тоже приходится трудиться в поте лица.

Сев за стол, Сесилия открыла первый гроссбух. К вящей радости мистера Амхерста, финансовые дела миссии стали ее специальностью, ибо в этой женщине, помимо очарования, идеально сочетались математический ум и способность беспощадно вытрясать денежки из доверчивой знати.

Поступив работать в миссию, Сесилия не представляла, что ее там ждет. Аристократы из высшего света охотно участвовали в заседаниях правления и время от времени принимали у себя дома сборщиков пожертвований, но, когда Сесилия предложила Коулу Амхерсту свою помощь, она полагала, что тот попросит ее организовать очередной благотворительный ужин, и не более того.

В то время она только-только похоронила мужа, и ее жизнь, которая и раньше была не слишком насыщенной событиями, начисто лишилась смысла. Сесилия, чувствуя себя молодой и неопытной, боялась будущего, поскольку полностью зависела от мужчин. Возможно, именно поэтому она была восхищена работой преподобного Амхерста в трущобах Мидлсекса.