Виктория Холт - Кирклендские услады Страница 17

Нельзя сказать, что усмешка в его светлых глазах была вполне добродушной. И я невольно вспомнила о решении Габриэля не сообщать членам семьи о своем желании жениться на мне. Разумеется, его родные считали, что я охотилась за богатым женихом, — ведь Габриэлю предстояло наследовать не только дом, но и состояние, к тому же еще и титул: он единственный сын и после смерти отца титул баронета перейдет к нему.

— Начинаю догадываться, — ответила я.

Я переходила из комнаты в комнату в некотором замешательстве — их было так много! Все обставлены старинной мебелью, окна высокие, потолки часто украшены причудливой резьбой, стены всюду обшиты панелями. Я побывала в просторных погребах, на кухнях, познакомилась кое с кем из слуг. Они тоже, как мне подумалось, поглядывали на меня с подозрением. Люк показал мне еще три балкона, таких же, как тот, что рядом с нашей комнатой. Их поддерживали массивные каменные колонны, украшенные горгульями, которые, как мне чудилось, строили мне гримасы.

— Видно, ваши предки были неравнодушны ко всем этим чертям и прочей нечисти, — заметила я.

— Их задача — отпугивать посторонних, — пояснил Люк. — Согласитесь, в них есть что-то устрашающее. Кажется, будто они предостерегают: «Держись подальше! Не то дьяволы Киркленда разделаются с тобой!»

— Но не все же гости были непрошеные. Наверное, кое-кого вашим предкам хотелось и приветствовать.

— Наша семейка никогда не блистала гостеприимством. Видно, нам хватало самих себя.

В картинной галерее Люк стал рассказывать, кто изображен на портретах. Первым был сэр Люк, построивший этот дом, — джентльмен свирепого вида в доспехах. Затем шли Томас, Марк, Джон, несколько Мэтью и снова Люк.

— У нас в роду принято давать библейские имена. Такова семейная традиция. Все у нас Мэтью, Марки, Люки, Джоны, Питеры, Саймоны2… и так далее, вплоть до архангела Габриэля. Я часто зову нашего Габриэля Архангелом, хотя он терпеть этого не может. С его именем и верно хватили через край. Почему бы не довольствоваться более простым и привычным, вроде Марка или Джона? А вот этот сэр Люк умер молодым. Бросился с балкона, что на западной стороне дома.

Я вгляделась в молодого человека на портрете. Все изображенные на этих картинах казались живыми, и мне представилось, что сэр Люк вот-вот заговорит.

— А это, — продолжал Люк, — это Джон. Через сто лет после сэра Люка он решил расстаться с жизнью тем же самым способом — бросился с северного балкона. Странно, не правда ли? Я думаю, на это решение его навел сэр Люк.

Я отвернулась. Не знаю почему, но мне стало не по себе. Перейдя к портрету женщины в шляпе с перьями в стиле Гейнсборо, я услышала позади голос Люка:

— Моя прапрапрабабка. Не очень, правда, твердо знаю, сколько именно «пра».

Я двинулась по галерее дальше.

— А вот и ваш свекор.

На меня смотрел молодой сэр Мэтью. Его небрежно повязанный галстук был верхом элегантности, так же как и зеленый бархатный сюртук. Он был румян, но без теперешнего багрового оттенка. И глаза казались немного больше, чем сейчас. Рассматривая портрет, я уверилась, что не ошиблась: в свое время он был изрядный повеса. Рядом висел портрет женщины, и я догадалась, что это его жена. Женщину отличала какая-то хрупкая красота, а лицо выражало покорность. Мать Габриэля, сказала я себе, та, что умерла почти сразу после его рождения. А рядом находился портрет самого Габриэля — юного и трогательно наивного.

— И вам предстоит попасть сюда, — сказал Люк. — Вас тоже увековечат на холсте и навсегда заключат в раму. А лет через двести новая хозяйка «Услад» будет смотреть на вас и гадать, какая вы были.

Я содрогнулась. У меня возникло желание убежать от Люка, вырваться хотя бы на полчаса из этого дома. Разговоры о самоубийствах испортили мне настроение.

— Пятнице уже не терпится на прогулку, — нашлась я. — Пожалуй, я пойду. Очень мило с вашей стороны, что вы взяли на себя труд все мне показать.

— Ну, далеко не все! Вы еще много интересного не видели.

— В следующий раз, с большим удовольствием, — твердо ответила я.

— Тогда, — тихо проговорил Люк, — почту за честь продолжить нашу экскурсию.

Я заспешила вниз по лестнице и на полдороге оглянулась. Стоя у портретов, Люк глядел мне вслед, и казалось, он один из них — вот сейчас снова вернется в раму.

Остаток дня я провела с Габриэлем. После полудня мы отправились на прогулку верхом по пустоши, а когда вернулись, пора было переодеваться к обеду. Вечер прошел так же, как накануне.

Перед тем как лечь спать, Габриэль повел меня на балкон. Мы полюбовались открывающимся оттуда видом, и я заметила, что еще не была на развалинах аббатства и завтра непременно туда пойду.

Утром Габриэль вновь уединился с отцом, а я пошла гулять с Пятницей. На этот раз мы направились прямо к аббатству.

Приближаясь к руинам, я с удивлением отметила, что в это солнечное утро камни то тут, то там поблескивали, словно в них вкраплены бриллианты. Невозможно было поверить, что передо мной развалины — большая башня полностью сохранилась, так же как и стена. Только подойдя совсем близко, я увидела, что крыши нет. Над головой — голубое небо. Аббатство было расположено в долине недалеко от реки, и я подумала, что оно лучше защищено от ураганных ветров, чем «Услады». Теперь я могла как следует рассмотреть высокую квадратную башню, древние контрфорсы и неф, который, как и башня, сохранился почти в целости, если не считать того, что крыши над ним тоже не было. Меня поразила площадь, которую занимали развалины, и я подумала, как интересно было бы составить план аббатства и хотя бы мысленно восстановить его. Пятница пришел в возбуждение и носился взад-вперед, словно разделял мои восторги. Хотя, говорила я себе, от строения осталась только оболочка, но еще можно догадаться, где располагались кухни, монастырь, неф, трансепт, кельи монахов.

Приходилось ступать осторожно. Повсюду из земли торчали камни, легко было споткнуться и упасть. На какой-то миг я потеряла Пятницу из виду, и меня сразу охватила паника. Хотя это было смешно. Столь же смешно, как и то облегчение, какое я испытала, когда он подбежал на мой зов.

Мне хотелось понять, из какой же части аббатства брали камни для постройки «Услад». Хотелось получше узнать историю дома и семьи, членом которой я стала. Но, посмеялась я над собой, мне и о собственном-то муже мало что известно! Почему он так неоткровенен со мной? Почему я всегда испытываю ощущение, что он что-то скрывает от меня?

Я присела на гряду камней. Наверное, это все, что осталось от какой-то комнаты. От спальни монахов, например, прикинула я наугад. И тут мне пришло в голову, что с тех пор, как я приехала сюда, меня перестало донимать беспокойство о Габриэле. Естественно, сказала я себе, у него много странных фантазий, ведь он молод, а сердце у него больное, и жизнь его в опасности. Потому-то он часто такой мрачный. Он боится смерти, а я считала, что его пугает что-то в доме, в этих развалинах. Интересно, что бы чувствовала я сама, если бы смерть была рядом, поджидала меня за каждым углом? Представить это невозможно, пока не испытаешь сам.