Анастасия Туманова - Душа так просится к тебе Страница 17

Владимир, совершенно сбитый с толку этим яростным напором, осторожно посмотрел через плечо Ирэн на Северьяна. Но тот сидел на пороге, уронив голову на колени и беззвучно смеясь, и Черменский понял, что ни помощи, ни поддержки от паршивца ему не дождаться.

— Ну, и каких-таких рывирансов тебе еще надобно, Владимир Дмитрич? — спросил его Северьян часом позже, когда уже стемнело и Ирэн в сопровождении весело стрекочущей Натальи отбыла в отведенную ей комнату. — Вот право слово, просто по-свинячьи себя с бабой ведешь! Ей осталось разве что прямо в постелю к тебе рыбкой кинуться. И то, поди, еще кочевряжиться будешь!

— Слушай, я сейчас тебе в морду дам! — вскипел Владимир. — Ты разве не видишь, сукин сын, что она по делу приехала? И не гогочи на весь дом!

— Да что же еще делать прикажешь?! — откровенно забавлялся Северьян. — По делу, видали вы… По делу грамотные люди письма пишут да телеграммы шлют, а не едут за тыщу верст черт-те куда из столиц по грязи! Послушай, ну, коли сам не хочешь, так хоть меня пусти, грех ведь этакому товару пропадать…

— Не боишься? — поддел его Владимир. — Ведь она тебя тогда на Сенной чуть не застрелила, так сейчас — самое время!

— Береженого бог бережет. Ну, так я попробую, Владимир Дмитрич?

— Не смей, — коротко сказал Владимир. Голоса он не повысил, но Северьян сразу перестал скалиться. Пожал плечами, потянулся, засвистел сквозь зубы, скрывая смущение. Чуть погодя усмехнулся:

— Ну… так ты бы написал ей, чего она просит. С паршивой овцы хоть шерсти клок, надо ж барышне хоть что-то с тебя поиметь…

— Это не так просто, как тебе кажется.

— Да-а?! — искренне удивился Северьян. — А чего ж тут мудреного-то, коли грамотный? Бумага, кажись, есть, а нет, так я у Фролыча возьму. Пиши, ночь длинная.

— О чем?..

— Да мало ль мы с тобой видали-то? Про Ганьку из Тамани пропиши… Про Фроську одесскую, вот жаркая баба была, до сих пор во снах гляжу… Про Любку кронштадскую, кою ты у матросов отбил… Про Степаниду… Про солдатку ту с Вешенской…

— У тебя одно только на уме, — отмахнулся Владимир. — Отвяжись, не то, ей-богу, про тебя напишу. И печатать отдам, узнаешь тогда!

— Ха! Стращали ежа-то голым задом! — уже уходя, бросил Северьян. И, прежде чем Черменский успел достойно ответить, хлопнул дверью в сенях.

Ругались они с Северьяном часто, но на сей раз Владимир разозлился всерьез и, засев в своей комнате, за какие-то полтора часа написал на плохой бумаге еще более плохим пером очерк под названием «Шанхайский Ринальдини», в котором рассказывалось о жизни и похождениях этого парня — выходца из Шанхая, сына русской проститутки и китайского кирпичного мастера, в десять лет сбежавшего из приюта на улицу и отправившегося бродяжить. Северьян мотался по России вдоль и поперек, всюду воровал, сидел понемногу почти во всех губернских тюрьмах, пользовался благосклонностью проституток, купчих и аристократок, воровал в тяжелые минуты и у них, неоднократно, несмотря на владение приемами «шанхайского мордобоя», бывал бит, но что-то изменить в своей жизни ему и в голову не приходило. С Владимиром они встретились душной июльской ночью, в Раздольном, когда обоим сравнялось по двадцать лет. Северьян попытался угнать лошадей, поймавшие его мужики уже всерьез вознамерились «порешить» конокрада, которого спас вовремя вмешавшийся Владимир. И с того дня они были неразлучны. Вместе служили в Никопольском пехотном полку, Владимир — ротным капитаном, Северьян — его денщиком, вместе вышли в отставку, вместе делили постель с мачехой Владимира, страстной полькой Яниной, вместе сбежали из имения, когда это обнаружилось, вместе несколько лет бродили по России, играли в театре, служили матросами, грузили арбузы на пристанях, работали вышибалами в публичных домах, нанимались на заводы и воевали в последнюю турецкую кампанию. И даже женщины им всегда нравились одни и те же. Хотя о том, что Северьян был всерьез влюблен в актрису Марью Мерцалову, Владимир узнал лишь за день до ее смерти. Он догадывался, что именно чувства к Маше побудили Северьяна выдать себя за Ванькиного папашу, но с другом об этом никогда не говорил.

«Ну, погоди, сукин сын, получишь ты у меня…» — мстительно пообещал вслух Владимир, ставя жирную точку и бросая перо на скатерть. Словно в ответ на это в дверь осторожно поскреблись. В первое мгновение Владимир подумал: Северьян, легок на помине. Потом сообразил, что тот никогда в жизни не постучался бы, входя к нему, а значит… Значит, как всегда, прав этот кобель и паршивец. Черменский вздохнул и пригласил:

— Входите, Ирэн. Отчего вы не спите?

— Не поверите, сама не знаю почему, — шепотом пожаловалась она, входя и закрывая за собой дверь. — Была уверена, что засну как суслик, просто глаза закрывались, и вот… С досады накатала статью об одном питерском приюте, который регулярно поставлял девиц в веселые дома… Завтра повезу в «Петербургские сплетни». Вышла в сени, смотрю — у вас горит свет…

— Кто вас воспитывал, Ирэн? — усмехнулся Владимир, вставая из-за стола. — Мы с вами едва знакомы…

— Что ж с того? — поинтересовалась она, приближаясь и прямо глядя ему в лицо черными блестящими глазами. — Мы с вами взрослые люди. Я не меланхоличная девица из Смольного, не психопатка из народоволок, не экзальтированная особа в поисках друга жизни… У меня весьма и весьма здоровые нервы, сударь. Я не собираюсь вешаться вам на шею в качестве супруги… или еще кого-нибудь. Ручаюсь, что вы никогда в жизни не увидите моей истерики. И меня самой… больше чем на два-три дня. Я не намерена бросать ради вас свой Петербург, у него слишком много достоинств. Влюбляться в вас очертя голову я также не собираюсь, это было бы для меня слишком обременительно. Да и для вас, думаю, тоже. Устроят ли вас подобные условия?

— Для чего это вам, Ирэн? — помолчав, спросил Владимир. — Вы — красивая, эффектная женщина, вы пользуетесь огромным успехом у нашего свинского пола. Я ничем не могу быть вам интересен…

— Фу, Черменский, вы кокетничаете? — сморщила она короткий нос. — Право, не ожидала…

От такого нахальства у Владимира перехватило дыхание. Разом забыв, что он не в борделе и перед ним не проститутка, Черменский взял Ирэн за плечи и резко потянул на себя. Она подалась с коротким странным смешком, запрокинула голову, отбросив назад копну коротких, мелкокурчавых волос, перед глазами Владимира влажно блеснули приоткрывшиеся в улыбке зубы… Без всякой нежности он вздернул Ирэн на плечо, донес до кровати, сбросил на одеяло и уже торопливо раздевался под ее смех, когда из-за двери тихо, но очень отчетливо донесся голос Северьяна: