Мишель Маркос - Уроки влюбленного лорда Страница 17

В голове Коналла тотчас промелькнула мысль о своенравной скотнице, сбежавшей утром.

— Шона… вы о ней, не так ли?

— Да, это касается ее, сэр.

— Она в порядке?

— Она — да. Ваша собака, сэр, пойнтер, похоже, он сломал лапу.

— О нет, — ахнул Коналл, поникнув головой.

— Боюсь, что это так, сэр. Насколько я понял, пес покалечился, свалившись в промоину, когда преследовал зайца. Егеря, которые с ним охотились, сказали мне, что хотели освободить животное от страданий, но девушка им не позволила. Они доложили мне о ее поступке, а я поделился с миссис Доэрти, которая ее опекает. Девушке приказали отойти и дать пристрелить животное, но она яростно воспротивилась, заявив, что сможет его вылечить. Насколько я понял, она ругалась последними словами, сэр, и закрывала его от ружейного дула. Она проявила такую непреклонность, что нам пришлось позволить ей поступить по‑своему.

— Ясно.

— Утром я, конечно, распоряжусь, чтобы ее наказали за неповиновение. Но сегодня решил, что вам, как лорду и хозяину собаки, сподручнее решить судьбу животного.

Коналл прикусил щеку.

— Где девушка сейчас?

— В конюшне, сэр, с собакой.

Коналл кивнул:

— Очень хорошо. Дайте мне лампу.

Баннерман отправился на кухню, а Коналл снова оделся. Баннерман вернулся с лампой, в которой горела свеча. Убедившись, что дверца плотно закрыта, передал ее хозяину.

Внутренний двор тонул в тишине. В отличие от жителей Лондона почти все в деревне отправлялись в постель с наступлением темноты. Большинство слуг, за исключением, пожалуй, тех, кто ждал его возвращения, давным‑давно пошли спать.

Подняв лампу, Коналл вошел в конюшню. В воздухе стоял густой запах лошадей и кожи. Бесшумно ступая по соломенной подстилке, он двигался, не тревожа покоя лошадей, мирно дремлющих в своих стойлах. Но в конце конюшни, где находилось отделение для окота, мерцал свет.

Коналл тихо приблизился к освещенному пространству, где тьму разгоняла висевшая на стенном крючке зажженная лампа. Но в стойле оказалось пусто. Обшарив взглядом все углы просторного помещения, Коналл так никого и не увидел. Внезапно его внимание привлекло движение в тени оконного проема, прорубленного в середине толстой каменной стены, треснувшей под тяжестью веков.

На широком подоконнике лежала Шона.

У Коналла удивленно округлились глаза. Устроившись на подоконнике, она спала, упираясь ногами в боковую стену оконного проема. На животе у нее примостилась его собака. Сползшая вниз сорочка девушки обнажала пару длинных стройных икр и значительную часть бедер.

От этой картины у него перехватило дыхание.

Коналл подошел к ним. Пес приподнял голову и повел висячими ушами в сторону Коналла, но движения навстречу хозяину не сделал. И Коналл знал почему. Одна из передних лап собаки торчала, как огромная сосиска, в неестественно прямом положении, зажатая между двумя деревянными планками, плотно прибинтованными полосками серой ткани. Точно такого же цвета, как платье, которое он видел на Шоне утром.

Внизу под окном валялись обрывки того самого платья, изорванного на ленты. Тут же были разбросаны и другие фрагменты использованных ею материалов: куски кожи, щепки и нечто, похожее на порезанный на части хлыст. Похоже, она пыталась смастерить шину для сломанной собачьей конечности из подручных материалов, которые смогла найти на конюшне. Шона ни на секунду не отходила от собаки, опасаясь, что ее пристрелят при первой же возможности.

У Коналла отлегло от сердца. Его пес остался жив. Благодаря Шоне.

Впервые Коналл внимательно пригляделся к ней. Бедняжка, она спала как убитая. Усталость чувствовалась в каждой ее черте. Без чепца ее длинные черные волосы струились потоком вниз по камню стены. Густые ресницы лежали серпами на щеках, усыпанных веснушками. Тонкие черные брови разлетались к вискам. Губы были слегка приоткрыты, как будто она собиралась кого‑то поцеловать.

Она была… прелестна.

Коналл улыбнулся. Странно, что он раньше этого не замечал.

Он взглянул на Декстера, своего пса. Как же он был рад его видеть. Он взял Декстера крошечным щенком, когда тот выглядел как толстый пушистый клубок с поросячьим хвостиком и ушастой мордочкой. За одиннадцать лет Декстер стал для него больше чем домашним любимцем, он был верным другом, который помог пережить страшные трагедии, выпавшие не так давно на долю Коналла. При мысли, что тело Декстера могло лежать сейчас где‑то в лесной канаве с пулей в черепе, его пронзила сокрушительная боль. Коналл протянул руку, чтобы погладить собачью голову.

И ощутил острие кинжала, слегка кольнувшее его в живот.

— Стоять.

Молниеносным движением Шона выхватила из‑под себя невидимый клинок и нацелила ему в живот.

— Шона, прошу тебя, успокойся. Это я, Коналл Макьюэн.

Слегка надавив на кинжал, она заставила его отступить.

— Мне все равно, кто вы. Не смейте даже думать о том, чтобы причинить зло этому псу.

Он поднял руки, как бы защищаясь:

— Я и не думал об этом.

— Вы жестоко пожалеете, если хотя бы прикоснетесь к нему. — Глаза Шоны опасно сверкнули.

— Ты меня не поняла. Я люблю свою собаку.

Ее зеленые глаза подозрительно прищурились.

— Вы его не убьете?

Коналл медленно покачал головой.

— Ты спасла Декстеру жизнь. Я не злюсь на тебя, поверь. Напротив, я благодарен. — Он указал на животное: — Можно мне осмотреть его?

Она в нерешительности опустила оружие, позволив Коналлу приблизиться. Он погладил собаку по голове и осмотрел травмированную конечность.

— Кожа была цела?

— Да.

— Какое счастье. Он повредил что‑нибудь еще?

— Ободрал челюсть внизу. Наверно, упал, когда сломал лапу. Вроде это все. Нет смысла его убивать, правда?

Пес помахивал хвостом, пока Коналл его осматривал.

— Конечно, нет.

Воинственный вид Шоны смягчился. Ее преданность собаке казалась невероятной. Судя по ее поведению, трудно было понять, кому принадлежало животное — ему или ей.

— Можно опустить его на пол?

— Да, только аккуратно.

Он осторожно приподнял собаку с живота Шоны. Забинтованная лапа безвольно повисла, и собака заскулила. Бормоча ласковые, успокоительные слова, Коналл поставил собаку на землю, и Шона выпрямилась. Коналл невольно устремил на нее взгляд.

Она села на подоконнике. Подол ее сорочки сполз вниз, прикрыв ее ноги. Когда она потянулась, он заметил, что тонкая, как паутина, ткань не в состоянии скрыть контуры нагого тела. Слабый желтый свет лампы на стене озарял ее лицо и фигуру, четко вырисовывая углубление между округлостями ее груди, вызывая у него в чреслах волнение.