Дражайший плут - Элизабет Хойт Страница 17

— Кто такие эти мистер Маклиш и мисс Динвуди? — едва не завопил Максимус, словно ему уже стукнуло по меньшей мере восемьдесят пять.

Феба осторожно положила ложку на стол и спокойно сказала:

— Это архитектор, который проектирует новые здания для «Хартс-Фолли». Он, как и я, был приглашен на чай к мисс Динвуди. Или, скорее, там собирался ее театральный кружок. У нас была очень интересная беседа о новейших пьесах и актерах, и о певице-сопрано, которой покровительствует герцог из королевской семьи, а она увлеклась своим театральным агентом.

Она умолкла, в надежде, что этого достаточно, но Максимус с расстановкой спросил:

— Ты не рассказала о мисс Динвуди.

Сердце Фебы упало, но тут поспешила вмешаться Артемида:

— Мы познакомились с ней на заседании дамского общества. Помнишь, я говорила тебе о даме, которая хотела бы стать участницей наших заседаний? Ее привела леди Кэр.

— Помню, но ты сказала, что никто ничего не знает ни о ее происхождении, ни о ее семье, — заметил Максимус.

Феба почувствовала тяжесть в груди.

— Какое кому дело? Зачем вам обязательно знать родословную каждого, с кем я встречаюсь?

— Это важно, — отрезал Максимус, — потому что ты моя сестра, а мисс Динвуди, насколько нам известно, находится на содержании.

— О нет, Максимус! — возмутилась кузина Батильда. — Конечно же, нет, раз ей покровительствует сама леди Кэр!

— Это ваша вина, Тревельон!

— О нет, только не это! — Феба уже дрожала всем телом. — Я не позволю тебе возлагать на капитана вину за мои поступки, как будто я умалишенная!

— Тогда, вероятно, не надо вести себя, как умалишенная!

— Пойти на чай к подруге теперь что, признак слабости ума?

— К подруге, которую мы не знаем!

— То есть ты не знаешь, — парировала Феба, побледнев от гнева.

— Какая разница?

— А знаешь, Максимус, мне все равно, черт возьми, кто такая и откуда взялась мисс Динвуди! — Она слышала, как кто-то изумленно ахнул, но остановиться уже не могла. Феба любила брата: будучи гораздо старше, он всегда заботился о ней, защищал, — однако создавшееся положение становилось просто невыносимым. Страх, отчаяние и гнев бушевали в ней и переливались через край, выжигая все на своем пути. Она вскочила, опрокинув что-то на столе, и фарфор разлетелся осколками. — Она моя подруга, не твоя, я не могу жить в изоляции и, как все, имею право бегать, спотыкаться и падать. Я не хочу, чтобы каждый мой шаг был предусмотрен и спланирован. Меня связали по рукам и ногам, чтобы снизить до минимума любой риск… А ведь жизнь — это тоже риск!

— Феба, ты же знаешь, что…

— Не перебивай меня! — Она кричала так, что громкие ужасные слова царапали ей горло. — Черт, у меня никогда не было даже сезона — ни друзей, ни поклонников. Ты мне не позволял. Ты держал меня взаперти, будто я слабоумная престарелая тетка. Удивительно, как это я не сошла с ума за все эти годы. — Она рассмеялась, бурно, некрасиво, желчь так и брызгала у нее изо рта. — Мне нечем дышать, понимаешь? Ты больше не можешь со мной так обращаться, Максимус, просто не можешь! Мне ненавистно мое положение, и скоро — очень скоро — я и тебя возненавижу тоже.

Ее грудь вздымалась, залитое слезами лицо стало красным, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Некоторое время она продолжала стоять, словно в припадке безумия, но какая разница: она же все равно не видит.

При этой мысли ей даже сделалось смешно, и смех, похожий на рыдание, казался особенно громким в наступившей тишине.

— Феба, — шепнула Артемида.

Ей показалась, что мужские пальцы коснулись ее запястья — с левой стороны, не с правой. Тревельон. Но было поздно, слишком поздно. Она повернулась и выбежала из столовой.

Глава 5

Тревельон, когда леди Феба бросилась вон из столовой, с трудом подавил желание врезать как следует ее брату.

— Я пойду за ней, — сказала герцогиня, вставая.

— Нет. Прошу вас, ваша светлость. Пойду я.

Сидевшие за столом воззрились на него.

Некоторое время и ее серые глаза смотрели испытующе. Потом она села и кивнула.

— Хорошо, капитан, идите.

Герцог сжал в кулаки лежавшие на столе руки так, что побелели костяшки пальцев.

— Тревельон…

Герцогиня накрыла его кулак ладонями и просто взглянула в лицо. Между супругами явно существовала какая-то особая связь, поскольку через минуту герцог что-то проворчал, разжал кулаки и кивнул. Тревельон немедленно встал, и вскоре его трость застучала по полу — вслед за его подопечной.

В коридоре ее не было. Она могла убежать наверх, в свои покои, но капитан, однако, засомневался и повернул в глубь дома, а оттуда в сад.

Снаружи солнце давно село. Тревельон спустился по широким гранитным ступеням, еще мокрым после прошедшего днем дождя, вышел на травянистую лужайку перед цветущими клумбами. И увидел белый силуэт — кто-то стоял у входа в сад.

К обеду леди Феба надела белое платье.

— Миледи, — тихо позвал он, стараясь ее не напугать. Силуэт шевельнулся.

— Они послали вас за мной, капитан? — В ее голосе еще слышались рыдания.

У него сдавило в груди. Тревельон знал, что леди Феба считает его врагом, но все равно хотел — отчаянно хотел — попытаться ее утешить.

Нельзя, чтобы она чувствовала себя птицей в клетке.

— Нет, я пришел по собственному желанию.

Он подошел к ней ближе и теперь увидел ее бледное лицо, запрокинутое ему навстречу.

— Правда? — Она потерла щеку, точно маленькая девочка.

Беда в том, что, как ни старайся, он больше не мог так думать.

— Вы пойдете со мной?

— Конечно, миледи.

Вздохнув, Феба положила руку ему на локоть.

— Полагаю, я должна вернуться и извиниться перед Максимусом.

Он не ответил, но подумал, что с этим она могла бы не торопиться. Под его ногами хрустнул гравий, и она предупредила:

— Осторожно. Здесь крутой поворот.

Забавно, подумал он, что сейчас не он ее провожатый, а наоборот.

— Благодарю, миледи.

— Не за что, капитан.

Аромат роз был повсюду и кружил голову — Тревельон сразу понял, где они находятся. В дальнем углу сада, в зарослях дикой розы пряталась беседка: чудесное место, чтобы заглянуть сюда днем, ночью же оно, среди кустов, усыпанных роскошными тяжелыми цветами, и вовсе превращалось в сказку.

— Давайте сядем. — Голос Фебы был еще хриплым после недавней истерики.

Он опустился на каменную скамью внутри беседки и вытянул больную ногу, чтобы дать ей передышку. Феба села рядом, сохраняя