Майя Родейл - Татуировка герцога Страница 17

Когда герцог вошел, она, склонившись над кроватью, поправляла подушки.

Глава 14, в которой с герцога снимают костюм

В спальне герцога

Пропустив еще стаканчик бренди и докурив сигару, Уиклифф вошел в свою спальню и обнаружил горничную, склонившуюся над постелью.

Горничная. Горничная! Горничная!!!

Нужно помнить об этом.

— Моя фортуна переменилась, — протянул он, стоя в дверях.

Элиза оглянулась через плечо, и он увидел, как ее голубые глаза холодно оценивают ситуацию: пьяный герцог в дверях. Ее соблазнительная фигурка снова склонилась над кроватью.

— Что вы имеете в виду? — спросила она, выпрямившись и приняв менее рискованную позу.

Увы.

Уиклифф поднял бровь. Горничная ответила тем же.

Он усмехнулся и тяжело вздохнул. Желая избежать своей судьбы, человек иногда не отказывается принять какую-то ее часть. Вроде флирта с горничной по вековой традиции Буйных Уиклиффов. А с этой горничной в особенности.

Но что означает эта ее поднятая бровь? Значит ли это «да, ваша светлость» или «не смейте, ваша светлость»?

Ему доводилось видеть — и останавливать — мужчин, которые не обращали внимания на женское «нет». Он не желал несогласной женщины, он хотел страстную и щедрую любовницу. И еще… Как узнать, уступила ли она по своему желанию или решила, что должна доставить удовольствие хозяину? Вот незадача — Уиклифф заботится о чувствах девчонки! Он первый из рода задумался об этом. Хотя есть способы определить, насколько податлива будет дама. Он чуть улыбнулся. Подождем.

Оттолкнувшись от дверного косяка, он вошел в комнату.

— Чем еще могу служить, ваша светлость? — спросила Элиза чрезвычайно чопорно и вежливо.

И это в тот момент, когда у него такие грешные мысли. Забавно.

— Я пока так и не нанял камердинера.

Этот слабак Олдерсон действительно сбежал от него в Греции и вернулся в Англию. Уиклифф заботился о своем костюме и брился самостоятельно так давно и долго, что не спешил нанимать нового камердинера.

— Я знаю, ваша светлость.

До чего странно слышать «ваша светлость» или «Уиклифф». Он еще не воспринимает это как собственное имя.

— Отсутствие камердинера означает, что тяжесть раздевания ложится на меня самого, — пояснил он.

Горничная скрестила руки на груди — ее роскошный бюст приподнялся от этого движения — и посмотрела на него с явным пренебрежением и недоверием. Улыбнувшись, он продолжал:

— Учитывая мое благородное положение, невозможно ожидать, что я сам стану делать эту лакейскую работу. Отвечая на ваш вопрос, скажу: да, мне понадобится ваша помощь.

— Я к вашим услугам, ваша светлость, — без запинки ответила горничная.

Дерзкая маленькая проказница.

— Ну так помогите мне снять костюм. — Уиклифф чувствовал себя ослом, пока ее глаза не потемнели и с губ не слетел едва слышный вздох.

— Да, конечно, ваша светлость, — прошептала она.

На ее губах играла улыбка, говорившая: «Вы мне за это заплатите, сэр». Уиклифф хорошо знал эту улыбку. Так улыбаются женщины по всему миру — от лондонских бальных залов до гаремов и островов Океании.

Сладкая обольстительная мука вот-вот начнется.

Сначала Элиза провела ладонями по его плечам и груди. Он не носил галстука, не считая нужным утруждать себя завязыванием на шее куска ткани замысловатым узлом. Сюртук, пропахший сигарным дымом, он оставил в библиотеке.

Маленькие руки скользнули по пуговицам жилета.

Ее глаза поймали его взгляд. Голубые, как океан. В свете нескольких свечей их голубизну было не разглядеть, но он хорошо помнил их цвет.

Одна пуговица расстегнута.

Не отводя от него взгляда, горничная справилась еще с двумя. Ее пальцы деликатно задевали его живот, выражение глаз обещало греховное. Дыхание застревало у него в горле, уголки губ приподнялись в усмешке.

Он наклонился, но едва коснулся губами рта Элизы, как она, ахнув, отпрянула, однако он успел почувствовать их теплоту. Потом она дернула вверх жилет и стащила с него через голову. Смелая особа.

Как заправский камердинер, она сложила жилет. Уиклиффу хотелось вырвать его из ее рук, бросить на пол и продолжить соблазн.

Потом она взялась за сорочку, выдернула из бриджей и мягко потянула вверх. Снова это чертово аккуратное складывание. Он вздохнул от досады. Она улыбнулась с терпеливостью святой и озорством мстительной соблазнительной богини.

Эта служанка не просто обычная девушка. Но кто она? Уиклифф стоял перед ней с голым торсом, с выставленной напоказ черной замысловатой татуировкой. Горничная разглядывала ключ, висевший у него на шее на кожаном шнурке. Зря он позволил ей увидеть его. Но Уиклифф так далеко зашел в своем желании, что не мог мыслить ясно.

Бриджи вдруг стали тесны.

Она не осталась равнодушной — он видел, как тяжело вздымается и опускается ее грудь. Он придерживал Элизу за талию, подвигая ближе, чтобы поцеловать. Ему это нужно. Нужно узнать ее. Почувствовать ее вкус, биение сердца, дыхание.

— Ваша светлость… — Это был едва слышный шепот.

— Когда мы одни, называйте меня Себастьяном. Уиклифф — это… что-то другое. Кто-то другой.

Ведь есть разница?

Он, Себастьян, хотел быть с ней, Элизой.

Но со стороны будет выглядеть так, будто очередной Уиклифф соблазнил очередную горничную.

— Себастьян, — произнесла она, скользя кончиками пальцев по поясу его бриджей, которые стали еще теснее. Его плоть так отвердела, что стало трудно дышать, сердце тяжело стучало в груди.

Мучительное скольжение ее пальцев продолжалось, но, увы, вверх, а не вниз. Его татуировка зачаровала ее. Впервые после приезда в Лондон Уиклифф был рад этим диковинным узорам на своем теле, хотя бы потому, что они интриговали кого-то.

Уиклифф притянул ее еще ближе и понял — ее желание неподдельное. Она целует его потому, что ей это так же необходимо, как и ему. А не потому, что он ее хозяин.

Ее поцелуй вначале был нерешительным и неуверенным. Уиклифф хотел, чтобы она открылась ему, и, словно подслушав его мысли, она стала целовать его крепче, еще крепче… Он посасывал ее нижнюю губу и, когда Элиза последовала его примеру, он едва не достиг финала.

Она целовала его искренне, страстно, в ней не чувствовалось опыта и холодного сердца соблазнительницы. И это был первый шажок к его сердцу.

Теперь Элиза для него не просто горничная.

Она — соблазнительная, пылкая, опьяняющая женщина, и с ней, теплой и податливой в его объятиях, он двинулся к постели.

В конце концов, она только что с несомненным вожделением прошептала его имя. Она таяла от его прикосновений, он это чувствовал. Каждый ее вздох, каждый стон, каждый дюйм горячей плоти говорил об одном: она хочет его.