Кэтлин Вудивисс - Приди, полюби незнакомца Страница 17

Шторы были все еще задернуты: утренний свет не проникал в комнату и выглядела она холодной и угрюмой. Внезапно ей захотелось ощутить теплое прикосновение солнечного света — в ласкающих лучах, пожалуй, растворились бы все ее тревоги. Осторожно, сантиметр за сантиметром, она стала придвигаться к краю кровати. Боль была такая, что, казалось, ее разрывают на части, и все же, сжав зубы, она упрямо продолжала движение к цели. Ей удалось сесть. Она прижала к вискам дрожащие пальцы, дождавшись, пока бешеная пульсация в мозгу не перешла в ноющую боль. Затем она осторожно перенесла центр тяжести на ноги и оперлась о кровать, сразу же ощутив сильнейшее головокружение. Дождавшись, пока комната прекратит свое бешеное вращение, она двинулась к изножью кровати. Каждый шаг давался ей с величайшим трудом, при этом, чтобы не упасть, приходилось держаться за край кровати. Достигнув конца этапа, девушка обеими руками ухватилась за стойку кровати и прижалась пылающим лбом к ее гладкой прохладной поверхности. Надо постоять, набраться сил. Решив, что теперь пора, она собрала все свое мужество и храбро ступила в сторону от опоры. Колени у нее едва не подогнулись, и удержаться на ногах стоило неимоверных усилий. Не желая сдаваться, она разбила дистанцию на этапы и промежуточные финиши и медленно продолжала двигаться к конечной цели.

Достигнув ее наконец, она раздвинула толстые шторы, и в глаза ей хлынул такой поток света, что пришлось заслониться. Он коснулся ее как теплый, заботливый друг; молодая женщина мгновенно почувствовала, как внутри у нее словно все отошло и страхи ее улетучились. Она положила голову на подоконник, скользя взглядом по большому, хорошо убранному газону. Высоко над землей из пышных веток соткался огромный навес, сквозь который проникало жаркое солнце. Хотя зима оголила и обесцветила газон, видно было, что ухаживают за ним по-настоящему. Аккуратные ухоженные гравийные дорожки вились в лабиринтах подстриженного кустарника, огибали клумбы, разбитые вокруг мощных стволов. Сквозь вечнозеленые деревья виднелась лишь верхняя часть беседки.

Лирин осторожно повернулась, возвращаясь к кровати, она опиралась о спинку ближайшего стула. Тут внимание ее привлекло какое-то движение слева. Удивленная, она резко повернулась, совершенно забыв о зубьях, которые в любой момент готовы были впиться ей в мозг. Она дорого заплатила за свою неосторожность — по черепу словно молотом грохнули. Она одной рукой ухватилась за стул, другую плотно прижала к зажмуренным глазам и не отнимала до тех пор, пока мучительная боль не прошла и не вернулась способность более или менее здраво соображать. Открыв наконец глаза, она обнаружила, что всматривается в собственное лицо, отражающееся в высоком напольном зеркале. Любопытство влекло ее ближе к зеркалу, но сделать еще одно движение было выше ее сил. Ощущая огромную усталость, она остановилась и принялась рассматривать свое отражение издалека, в надежде собрать по кусочкам собственный облик: тогда, может, память возвратится. Увиденное ей не понравилось. Выглядела она так же скверно, как и чувствовала себя. Хоть какой-то цвет сохранился лишь на одной стороне лица — и то бледно-голубой с чуть заметным розовым оттенком. Кожа на лбу отличалась такой же мертвенной бледностью. Растрепанные волосы, растерянный взгляд запавших зеленых глаз придавали ей сходство с беспризорницей. Хотя она не имела ни малейшего представления о том, сколько ей лет, возраст выдавали мягкие изгибы тела под обтягивающим фланелевом халатом и зрелые формы цветущей женственности.

На языке у нее вертелись слова на нескольких языках, в голове проносились числа, но что откуда пришло, оставалось совершенной загадкой. Она знала, как накрыть стол, как обращаться с кухонной утварью, как сделать красивый реверанс, знала фигуры нескольких танцев, но откуда она это знала, ее измученный мозг отказывался вспомнить.

— Лирин Уингейт, — выдохнула она. — Это действительно ты?

Ответа не последовало, но тут внимание девушки было привлечено шагами, доносившимися из холла. В дверь негромко постучали. Лирин, которой вовсе не хотелось встречать гостей в нижней рубашке, обежала глазами комнату — где бы укрыться. Горло у нее так пересохло, что из него вырвался лишь невнятный, хриплый звук, разобрать который было невозможно. Во всяком случае, этого оказалось недостаточно, чтобы предотвратить вторжение. Дверь распахнулась. Девушка испуганно вскрикнула, и, сделав резкое движение, едва удержалась на ногах. Комната поплыла, и в этом круговращении она смутно уловила фигуру Эштона, который остановился на пороге, явно удивленный тем, что она встала с кровати. Она плотно зажмурилась, изо всех сил стараясь сохранить равновесие и ощущая себя словно на самом краю темного бездонного кратера, затягивающего ее в свой огнедышащий зев. Она переступила с ноги на ногу, и комната накренилась под другим углом; тут она почувствовала, как ее обнимают чьи-то сильные руки и прижимают к мускулистой широкой груди. В комнате, кроме них, никого не было, и она с ужасом поняла, что совершенно беззащитна. Она попыталась было освободиться, остро ощущая его напрягшиеся мышцы, его мужскую силу, для которой ее тонкое нижнее белье — смешная преграда. Но руки держали крепко, и это объятие еще больше усилило ее страх. Теперь она уже сомневалась не в собственном, а в его рассудке. Он явно помешался, пытаясь овладеть ею чуть ли не на виду у своих родственников.

Она еще раз попыталась оттолкнуть его и слабо забарабанила кулаками по его груди:

— Нет! Умоляю! Нельзя!

Он словно и не замечал ее жалких попыток. Лирин почувствовала, как ее мягко поднимают на руки. Кровать поплыла перед глазами, и ей представилась сцена, которой вот-вот предстоит разыграться и которая, несомненно, закончится ее изнасилованием. Чувствуя, как ее опускают на постель, Лирин испытала приступ настоящего ужаса. Она еще плотнее зажмурилась и, ухватившись за край одеяла, подтянула его к самому подбородку.

— Если ты возьмешь меня, то только грубой силой, — выговорила она сквозь зубы. — По доброй воле я тебе, негодяй, не отдамся.

Она услышала отдаленный смешок и почувствовала у себя на лбу прохладную ладонь. Широко раскрыв глаза, она встретилась с другими глазами — добрыми и веселыми. Он улыбнулся и присел на край кровати.

— Моя дорогая Лирин, ни о чем я так сильно не мечтаю, как о том миге, когда мы вместе изопьем чашу радости. Но ни о каком насилии не может быть и речи. А пока вам нужен полный покой. Ваши силы еще не восстановились, и, если вы и впредь будете так себя вести, ваше выздоровление по меньшей мере затянется.