Евгения Марлитт - Тайна старой девы Страница 17

— Мама, — сказал профессор, заходя по дороге к матери, — пожалуйста, не посылай мне больше эту девушку. Предоставь это Генриху, а если его не будет дома, то я могу и подождать.

— Видишь, — торжествующе ответила госпожа Гельвиг, — ты уж через три дня не можешь больше выносить ее физиономии, а меня заставил терпеть ее около себя девять лет.

Сын молча пожал плечами.

— Ведь уроки, которые она брала до смерти отца, окончились с поступлением ее в городское училище? — спросил он.

— Что за глупые вопросы, Иоганн! — рассердилась госпожа Гельвиг. — Я подробно писала тебе об этом и говорила.

— А какие знакомства у нее были?

— Знакомства? Да, в сущности, только Фридерика и Генрих, она сама не хотела других... Конечно, я не потерпела ее присутствия за обеденным столом и в своей комнате. Она ведь стала между твоим отцом и мной, всегда была нестерпима и высокомерна. Я предложила ей познакомиться с дочерями некоторых верующих ремесленников, но она, как ты знаешь, заявила, что не желает иметь дела с этими людьми, что это волки в овечьих шкурах и так далее. За эти восемь недель, которые ты сам себе навязал, еще и не то увидишь!

Профессор отправился на прогулку.

В тот же день госпожа Гельвиг пригласила некоторых дам пить в саду кофе, а так как Фридерика заболела, то послали Фелиситу. Она быстро справилась со своим делом. На большой площадке, затененной высокой стеной из тисов, поставили красиво убранный стол, а в кухне домика кипела вода. Молодая девушка облокотилась на подоконник и задумчиво смотрела в сад. Все благоухало, зеленело и цвело. Когда-то это солнце так же ярко светило и для того, чье горячее, доброе сердце обратилось теперь в прах, чья рука всем оказывала помощь. Сюда он убегал сам, спасая и маленькую сиротку от уничтожающих взглядов и злого языка жены, и делал это не только летом. Весна еще боролась с зимой, а здесь в белой кафельной печке уже трещал огонь. Пушистый ковер грел ноги, а кусты прижимали покрытые почками ветви к оконным стеклам. Милые детские воспоминания!

Приближающиеся шаги нарушили печальный ход мыслей Фелиситы. Она увидела в окно профессора, который вошел в сад в сопровождении другого господина. Они медленно направились к домику. Шедшего рядом с профессором господина звали Франк. С некоторых пор господин Франк довольно часто приходил к госпоже Гельвиг. Это был сын очень почтенных людей, давно друживших с семьей Гельвигов. Ровесник профессора, он вместе с ним получил образование и, несмотря на полную противоположность характеров и взглядов, они всегда были дружны. Иоганн Гельвиг почти тотчас же по окончании университета поступил на кафедру, а молодой Франк отправился путешествовать. Только недавно, уступив желанию родителей, он сдал экзамен на юриста. Теперь он был адвокатом в родном городе и ожидал появления клиентов.

Франк вынул изо рта погасшую сигару, презрительно посмотрел на нее и отшвырнул прочь. Профессор достал свой портсигар и предложил ему новую сигару.

— Боже упаси! — воскликнул адвокат с комическим жестом. — Мне не приходило в голову причинять ущерб бедным язычникам в Китае и еще Бог знает где.

Профессор улыбнулся.

— Насколько я тебя знаю, — продолжал Франк, — ты разрешаешь себе три сигары в день, но всегда выкуриваешь только одну, а стоимость двух остальных кладешь в свою копилку, предназначая на миссионерские дела.

— Да, я еще сохранил эту привычку, — подтвердил со спокойной улыбкой профессор, — но эти деньги имеют другое назначение, они принадлежат моим бедным пациентам.

— Не может быть!.. Ты, ярый поборник набожных стремлений, ярый приверженец нашего рейнского деспота? Так-то ты следуешь его учению?

Профессор слегка пожал плечами.

— Врач учится иначе думать о человечестве и об обязанностях отдельных людей по отношению к нему, — сказал он. — Я никогда не забывал о великой цели — стать действительно полезным окружающим, но чтобы добиться этого, пришлось много забыть и оставить.

Они прошли дальше, и их голоса затихли, но вскоре они вернулись под сень акаций, ветви которых бросали тень на проходившую мимо дома дорожку.

— Не спорь! — снова услышала Фелисита оживленный голос профессора. — Так же, как и прежде, я отчаянно скучаю в женском обществе. А мое знакомство как врача с так называемым прекрасным полом вовсе не способствовало улучшению мнения о нем.

— Это понятно, что ты скучаешь в женском обществе, — возразил Франк. — Ты ведь всегда ищешь простоты, если не сказать, глупости... Ты ненавидишь современное женское воспитание. Я тоже не сторонник бессмысленной игры на рояле и пустой французской болтовни, но не следует заходить слишком далеко... Вы хотите засадить женщину за средневековую прялку, заставить ее жить в обществе прислуги — это не только несправедливо, но и глупо. В руках женщины находятся души ваших сыновей в то самое время, когда они наиболее восприимчивы. Приучите женщин к серьезному образу мыслей, расширьте тот круг, который вы называете женским призванием, и вы увидите, что тщеславие и слабохарактерность исчезнут.

— Милый друг, на этот путь я никогда не встану! — насмешливо сказал профессор.

— Я знаю, ты думаешь, что всего этого можно достигнуть без труда благодаря благочестивой жене… Мой уважаемый профессор, я тоже не хотел бы иметь неблагочестивую подругу жизни. Женщина без благочестия — это все равно, что цветок без аромата. Но берегитесь! Вы думаете, что она благочестива, заботлива и хорошо воспитана, вы даете ей полную свободу, и вдруг в вашем доме водворяется такая тирания, какой вы никогда бы не снесли от менее благочестивой жены. Под прикрытием благочестия крепнут все дремлющие в женской душе дурные наклонности. Ведь и во имя Господа можно быть жестокой, мстительной, высокомерной и в слепом фанатизме проклинать и разрушать все прекрасное.

— Ты заходишь слишком далеко. Впрочем, мне это безразлично, наука совершенно заполнила мою жизнь...

— Ну, а эта? — прервал его адвокат, указывая на аллею сада, где появилась советница в сопровождении ребенка и госпожи Гельвиг. — Разве она не воплощение твоего идеала? Проста, всегда одета в белое платье, которое, к слову сказать, ей очень идет, благочестива — в этом не усомнится тот, кто увидит ее в церкви с воздетыми прекрасными руками. Она презирает всякое знание, так как оно могло бы помешать ее вязанию или вышиванию. Она — вполне приличная партия, так как равенство, по-твоему, необходимо для хорошего брака. Словом, все указывает на нее как на ту...

— Ты зол и всегда не любил Адель, — раздраженно прервал профессор. — Боюсь, что это потому, что она — дочь человека, который в такой строгости воспитывал тебя... Адель добродушна, безобидна, и она прекрасная мать. — Иоганн направился к медленно приближавшимся дамам и любезно приветствовал их.