Шарлотта Бронте - Заклятие (сборник) Страница 17

Рассудив, что дальнейшие споры лишь усугубят его болезненное состояние, я счел за лучшее временно удалиться, наказав Эдварду Лори следить за хозяином и ни под каким предлогом не выпускать его из дома. По крайней мере я убедился, что болезнь никак не связана с ядом.

2 июля

Прочел сегодня в газете два сообщения, удивившие меня несказанно. Вот первое:

Вчера мистер Г.М.М. Монморанси, эсквайр, дал великолепный обед для первых лиц Ангрийской партии. Присутствовали герцог Заморна и граф Нортенгерлендский. Его светлость был в отменном здравии и весьма весел, что полностью противоречит слухам о болезни, в последнее время настойчиво распространяемым его врагами. Впрочем, мы должны с прискорбием сообщить, что герцогине нездоровится.

Вторая статья содержала длинную речь, якобы сказанную герцогом вчера на встрече научного общества, где он председательствовал. Вся речь была выдержана в его своеобразной ораторской манере и даже отличалась большим изяществом – в ней было меньше яростных всплесков энергии (никак не оправданных темой), чем в прежних его выступлениях.

Все это меня озадачило. Я немедля отправился в Уэллсли-Хаус узнать, как на самом деле обстоят дела.

Вечер

Прибыв в роскошное логово юного льва, я для начала попросил отвести меня к герцогине. Та мне очень обрадовалась.

– Ах, доктор, – воскликнула она, – вы как раз вовремя. Я собиралась за вами послать. Мистер Аберкромби и сэр Эстли Кольридж уже наверху, там же его светлость герцог Веллингтон и леди Сеймур. Сегодня мне не позволили видеть мужа, но говорят, ему лучше. Не знаю, как и верить. Доктор, будьте со мной честны, и если он правда идет на поправку, пусть мне разрешат к нему зайти хотя бы на десять минут.

Слова ее светлости ясно сказали мне, что герцог в опасном, возможно – безнадежном состоянии. От нее это скрывают, вероятно, опасаясь нервного срыва. Я ответил в уклончивом, но успокоительном тоне и вышел. На лестнице меня ждал Эдвард Лори.

– Твой хозяин вчера выходил из дома? – тут же спросил я.

– Из дома, сэр? – был ответ. – Какое там! После вашего ухода он начал бредить, к вечеру стал совсем буйный и бушевал до пяти утра. Мы его силою держали в кровати. А теперь, – продолжал Эдвард спокойно, однако его голос дрожал от сдерживаемых чувств, – уже видно, что не жилец он. Они там наверху, так сказать, последнего вздоха дожидаются.

Я заторопился наверх и у дверей герцогской спальни на мгновение помедлил. Из-за нее доносился слабый гул множества приглушенных голосов. Я легонько постучал, и Эжен впустил меня внутрь. В комнате было темно. Человек десять столпились вокруг кровати, еще двое сидели за столом, на котором горели четыре свечи; перед ними лежали бумага и перья. Меня встретило молчание. Люди у кровати посторонились, чтобы я прошел к другим врачам. Теперь я отчетливо видел всех собравшихся. Графиня Сеймур сидела в кресле напротив больного; рядом с нею стояли герцог Веллингтон, герцог Фиденский и граф Нортенгерленд. Мистер Монморанси, мистер Уорнер, генерал Торнтон, виконт Каслрей и граф Арундел замыкали круг. Очевидно, некое очень важное дело призвало их к ложу умирающего монарха. Неуверенность, тревога и беспокойное ожидание были написаны на лицах, тускло озаренных пламенем свечей, казавшимся в такой час неестественной заменой белому свету дня.

Что до Заморны, он лежал белый и недвижный, как труп, с помертвевшими губами, и лишь движения и блеск глаз свидетельствовали, что в нем еще теплится жизнь. Когда я вошел, Фидена стоял, склонившись над другом, и только негромкий голос принца Хитрундии нарушал царящую в комнате тишину.

– Заморна, – убеждал он, – хотя твои телесные силы полностью истощены, милосердное Небо позволило тебе до последнего часа сохранить ясность ума. Еще раз заклинаю тебя: если хочешь отвратить от своего королевства угрозу гражданской войны, разреши этот вопрос, пока не утратил способность говорить. Назови в присутствии собравшихся свидетелей наследника оставляемой короны.

Бледные губы царственного юноши шевельнулись.

– Ты спрашиваешь, чего сам не понимаешь, Джон, – проговорил он слабым, но недрогнувшим голосом. – Я скоро умру, и, едва меня обовьют могильные пелены, преемник явится без зова. Эрнест последует за Адрианом в череде ангрийских королей.

– Вы говорите об Эрнесте Фицартуре? – перебил Нортенгерленд, чье лицо мрачила зловещая и горькая тень. – Ха! Но, милорд герцог, ваш ли он сын? Законный ли он ваш сын? Имеет ли он право зваться наследником?

Холодная улыбка скользнула по восковым чертам герцога.

– Со временем узнаете, – ответил он.

– Артур, – настаивал Фидена, – это решающий час. Бога ради, раскрой свою тайну! Мгновения твоей жизни утекают, и никто не может тебя спасти.

Наступило гробовое молчание. Заморна не отвечал. Лицо его стало пепельным.

Теперь заговорил Уорнер.

– Я взываю к герцогу Веллингтону, – произнес он взволнованной скороговоркой. – Ваша светлость еще не присоединили свой голос к нашим мольбам.

– И не присоединю, – решительно отвечал герцог. – Я не отниму у сына последнего шанса выжить.

– О чем разговор? – вмешался лорд Арундел. – Как я понимаю, вопрос решен. Заморна объявил наследником Эрнеста Фицартура. Что вам еще нужно? Мне больно слушать, как вы его терзаете! Дайте же ему умереть в мире! Клянусь, что буду до последней капли крови защищать права его сына, не важно, законного или нет!

– Тихо! – прогремел суровый Перси. – Пусть королем будет Эрнест Фицартур, я не возражаю, но тогда надо назначить регента. Заморна, скажите, кто будет регентом.

– Эрнесту не понадобится регент, – ответил тот. – Теперь я все сказал и требую покоя и тишины, чтобы заглянуть в ненасытную бездну, что разверзается подо мной.

– Да будет так! – воскликнул Арундел.

– Я заколю первого, кто посмеет заговорить! – подхватил Каслрей.

Нортенгерленд остался неколебим.

– Кто будет регентом? – повторил он. – Говори скорее, монарх. Если ты умрешь, не выразив свою волю, горе Ангрии! Стенания огласят каждый кров, каждое жилище в ее пределах. Меч войны вышел из ножен, и многих сразит его клинок еще до того, как Адриан остынет в могиле.

– Дурной, безжалостный человек! – проговорил герцог Фиденский, распаляясь гневом. – Такие ли речи должны звучать над смертным одром монарха, вашего зятя, над смертным одром Заморны? Довольно, милорд! Я этого не потерплю! Пусть испустит последний вздох в тиши. Артур, Артур, отвратись от этого мира к лучшему. Боже милостивый! Я верю: счастливый свет озаряет твою ведущую вверх тропу.