Франсуа Деко - Приданое для Анжелики Страница 18

— Вот бумага. — Настоятельница протянула послушнице квадратный листок. — А вот перо. Пиши. Я передам твою просьбу о переводе в епископат.

Анжелика, едва сдерживая ликование, схватила перо. Бежать можно было и по пути, и на месте, уже во Франции. Она оставалась бесприданницей в любом случае, как сейчас, так и через четыре года. Девушка не собиралась терять это драгоценное время.

«Господи! — взмолилась она. — Пусть во Франции окажется такой монастырь!»

Падре Хуан держал руку на пульсе событий. Когда ему сообщили, что Анжелика Беро подала прошение о переводе, он тут же прибыл в секретариат епископата. Туда же чуть позже подъехал и отец Жан, приглашенный секретарем епископа.

— Да, — краснея, признал французский священник. — Речь могла идти и о французском монастыре. Исповедующийся не уточнил, а я передал ровно то, что услышал.

Падре Хуан оценил ситуацию, воспользовался тем, что его уже опросили, и метнулся в архив.

— Так что, нашел? — дружески поинтересовался он у архивариуса, хромого и горбатого монаха с огромным опытом и совершенно феерическими познаниями.

— Есть в списках такой монастырь, — сказал архивариус. — Но я сомневаюсь в том, что он еще действует. Вы же знаете, святой отец, во Франции монашеские обеты отменены еще два года назад. Помещения святых обителей давно принадлежат государству. Монахи-то еще есть, живут, служат, как и раньше, но…

Падре Хуан покачал головой и согласился:

— Твоя правда. Выйдет очередной декрет, и все они окажутся на улице, нищие и никому не нужные.

— То-то и оно, — печально проговорил архивариус, прищурился и спросил: — А у вас-то, святой отец, какой интерес к этой Анжелике Беро?

Падре Хуан врать не стал. Иногда лучше говорить чистую правду. Она доходчивей.

— Я ее отца на костер отправил. Улики были железные. А с девчонкой вышел конфликт. Ей-то я вменить ничего не могу, она чиста. Но эта особа начала жаловаться. — Голос падре Хуана дрогнул. — Мне, сам понимаешь, это ни к чему. Пусть катится в свою Францию. Тогда я вздохну спокойно! Знаешь, меня не волнует, окажется она во Франции на улице или нет! В конце концов, есть предсмертная воля ее отца, так что все претензии к нему. Не ко мне.

Архивариус закивал, соглашаясь с каждым его словом, и сказал:

— Да, пожалуй. Сейчас составлю выписку, отдам в секретариат, и пусть едет, куда отец ей повелел.

Падре Хуан тихо двинулся прочь. Весь тот немалый промежуток времени, в течение которого Анжелика Беро станет ехать по территории Испании, она будет беззащитна. Французских законов еще нет, а монастырь ее уже не опекает. В каждом городке на пути этой девчонки сидит свой отец-инквизитор.

«Главное, правильно объяснить ситуацию, — решил падре Хуан. — Надо и приплатить немного».

Провинциальные инквизиторы были бедны. Они даже мечтать не могли о тех доходах, какие получал он. Так что единственной препоной становился сопровождающий, которого ей назначат на время пути. Но ему тоже не было особого дела до этой особы. Лишь бы иметь бумагу о том, что он ее передал официальному лицу, а настоятелю или отцу-инквизитору — не суть важно.

Падре Хуан на мгновение представил, что Анжелика Беро уже нет, все ассигнации, не внесенные в опись, принадлежат ему, и сердце его зашлось. Благодаря этим деньгам он мог преодолеть массу препон и рывком войти в число первых людей города.

«Господи, помоги мне, если на то будет воля Твоя!»

Где-то к вечеру четвертого дня Анжелика почувствовала, что монашки ее приняли. Началось это на кухне, когда она, стараясь не содрогаться от омерзения, терла огромный котел, покрытый пригоревшей коркой.

— А какая она, Мартиника? — осторожно поинтересовалась Анна, единственная сестра, знавшая французский язык.

Анжелика бросила на нее короткий взгляд и ясно увидела, что ответа ждут все.

— Остров, — не отрываясь от работы, проронила она. — Чужих там никого нет, только мы и негры. Еще метисы.

Она не знала, в какую категорию отнести метисов. Дети черных женщин от белых отцов не работали на плантациях, были свободны, однако в общество их не принимали.

Монашка перевела услышанное, и по всей кухне пошел гул. Сестры обсуждали то, что узнали, уже на испанском.

— А как на Мартинике выходят замуж? Так же, как и у нас?

Анжелика улыбнулась. Она понятия не имела, как выходят замуж в Испании. Ее насмешило то обстоятельство, что этим вопросом интересуются женщины, принявшие обет безбрачия.

— Кто как. Мы, белые, — по-христиански, в церкви.

Анна тут же затараторила на испанском. Она переводила, а Анжелика почувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы. Она не могла спокойно думать о доме.

— У черных парень дарит матери девушки что-нибудь ценное, — стараясь не всхлипывать, продолжила послушница. — Нож, например.

Надзиратели отнимали у рабов ножи, неважно каких размеров. Поэтому именно такой подарок у черных считался лучшим для женщины.

Парни со всей округи знали, что Анжелика обеспечена буквально всем. Они приносили ей раковины — огромные, прекрасные.

— И все? — удивилась Анна.

— Да, — протянула Анжелика, не выдержала и разревелась.

К ней тут же кинулись сестры, начали утешать, вытирать слезы грубыми, пахнущими ветхостью подолами, хлопать по плечам, обнимать. Чем больше они ее утешали, тем безнадежней она рыдала.

— Я замуж должна была выходить, — выкладывала девушка все, что накипело у нее на душе. — В Париже. А меня загнали сюда! На четыре года.

Тогда уже захлюпали носами все монахини.

А тем же вечером, едва захлопнулась дверь спальной, сестры повскакивали со своих соломенных матрасов и обсели ее со всех сторон.

— Расскажи о метисах, — переводила Анна.

— Расскажи о небывалой любви.

— А какой он — твой жених?

Разумеется, она рассказывала все были и небылицы, какие только знала. О молочно-белом метисе по имени Пьер, по которому сходила с ума дочка губернатора. По легенде, любовников настигли у самого моря, где их ждал пиратский корабль. Понимая, что не успевают, несчастные предпочли обратиться в камни.

Монашки рыдали.

Затем была страшная история о белом парне, изнасиловавшем дочку Большой Мамы. Парня, по преданию, превратили в пегого пса и отдали в услужение владельцам плантации, его собственным родителям, так и не узнавшим, куда делся сын. Они представления не имели о том, кого лупят за плохую службу.

Эта история вызвала живейший интерес сестер. У каждой из них была своя собственная быль, точь-в-точь похожая на эту. Менялись только основные персонажи: не в пса, а в свинью, не родителям, а мяснику, и не хозяйский сын, а племянник епископа.