Сильвия Холлидей - Обручальное кольцо Страница 18

«О Пруденс, – с тревогой подумала она. – Какой грех! Постоянно мечтать о Джеми и наслаждаться поцелуями другого мужчины!»

Она была потрясена. Ее охватили смущение и стыд за свою неверность. Вот папочка… Пока мама была жива, он ни разу не взглянул на другую женщину, не говоря уже о том, чтобы целоваться с кем-либо. Такой и должна быть истинная любовь! Она заставляет забыть обо всех ради одного человека, твоего избранника!

Дрожащая и испуганная, Пруденс быстро отвернулась от Росса, не желая, чтобы он увидел выражение ее лица.

– Вас знобит? – спросил Мэннинг. – Опять заболела голова?

Пруденс изо всех сил старалась скрыть греховное, запретное удовольствие, которое доставил ей этот поцелуй. Тем более что на самого Мэннинга, он, судя по всему, не произвел никакого впечатления. Значит, ей должно быть стыдно вдвойне!

– Да, меня едва держат ноги. И кости снова начали ныть, – пожаловалась она.

– Я дам вам еще одно лекарство перед сном. Идемте. Мэннинг обнял ее за талию и помог спуститься по трапу.

Пруденс, словно в тумане, видела собравшихся возле кубрика матросов, которые провожали их лукавыми ухмылками и о чем-то оживленно перешептывались. Триста мужчин, как говорил Росс. Триста человек, изголодавшихся по женщинам. Неужели ей придется терпеть все это до конца плавания? Пруденс вспомнила, как Бетси рассказывала о насильниках, о мужчинах, которых следовало бояться. Она вздрогнула и теснее прижалась к Россу.

Когда они оказались в кубрике, Мэннинг насыпал в стакан с водой какой-то порошок и проследил, чтобы Пруденс выпила все до дна.

– Спать вы будете хорошо, – сказал он и вывел ее в коридор.

Они подошли к каюте Росса. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился матрос. Такого урода Пруденс не видела за всю свою жизнь. Он напоминал страшных горгулий, высеченных из камня в темных углах и на колоннах старинной церкви в Винсли. Ее сердце дрогнуло от жалости. Как грустно, наверное, жить, имея столь отталкивающую внешность! Дети, должно быть, разбегаются врассыпную и прячутся при виде него.

Испуганный матрос застыл на месте и сдернул с головы свою шапочку.

– Прошу прощения, доктор Мэннинг. Я не хотел сделать ничего плохого. Совсем ничего, сэр!

– Вас зовут Вэдж, не так ли? Тобиас Вэдж? – хмуро спросил Мэннинг.

– Так точно, сэр! Хотя дружки кличут меня Тоби. Синие глаза Росса сверкнули холодным, металлическим блеском.

– Уборка моей каюты не входит в ваши обязанности. Этим занимается мой слуга. Что же вы делали там? Крали?

Вэдж покачал огромной головой:

– О нет, сэр! Мы с Гауки[11] – это мой приятель – хотели оказать вашей леди радушный прием. Я оставил маленький подарочек, видите, сэр? – Тобиас указал большим пальцем в сторону каюты. Глаза у него были добрые и полные искренности.

После некоторых колебаний Росс кивнул.

– Хорошо, идите к себе. И держитесь подальше от юта, – добавил он. – Капитан вышел подышать свежим воздухом.

– Благодарствую, сэр! – Лицо Вэджа расплылось в добродушной улыбке и так похорошело, что его было не узнать. – У него на меня зуб, это точно. Я это нутром чую.

– Чем же вы его так рассердили? – участливо спросила Пруденс.

– Да я и знать не знаю, леди. Но вот какое дело: когда я сошел на берег в Дептфорде, мне заяц перебежал дорогу. Плохое предзнаменование, это уж точно. А моя мамаша – упокой, Господи, ее душу! – всегда говорила, что я потому-то и родился таким уродом. Она уж на сносях была, а тут ее заяц напугал – большой да черный… – Вэдж осекся, обеспокоенно взглянул на застывшее лицо Росса и попятился к проходу. – Ну, я небось отдыхать вам мешаю. Уж простите. – И, отдав честь, он исчез.

– Почему капитан невзлюбил его, если на то нет никаких причин? – поинтересовалась Пруденс, нахмурив брови.

На лице Росса появилась гримаса отвращения.

– Понимаете, Хэкетт имеет возможность ежедневно созерцать свою красоту, глядя в зеркало, и презирает тех, кто лишен такой внешности. А теперь давайте зайдем в каюту. Не стоит здесь вести такие разговоры.

В каюте горел только один фонарь; его мягкий свет едва разгонял темноту. Койка была аккуратно застлана двумя одеялами, в изголовье лежали две подушки. На одной из них Вэдж оставил свой подарок: маленькую тарелочку из китового уса, доверху наполненную фундуком.

– Какое великодушие! – воскликнула Пруденс и, взяв тарелочку в руки, стала с улыбкой ее рассматривать.

Но Росс только сухо рассмеялся.

– Вы думаете, эти люди – добрые самаритяне с возвышенной душой? Нет, они лишь по-детски суеверны. Считается, что фундук – символ плодовитости.

– О! – Пруденс, вспыхнув от смущения, рухнула в кресло.

Только теперь она начала осознавать, в какую щекотливую ситуацию попала. Им с доктором волей-неволей придется терпеть общество друг друга на протяжении пяти-шести недель. Как это неловко и неудобно! И потом: где же она будет спать? В каюте стояла всего одна койка.

Впрочем, Пруденс не сомневалась: через несколько мгновений Росс вытащит откуда-нибудь гамак и подвесит его к балкам.

Но пока… Пруденс была обескуражена, ибо понятия не имела, как ей надо держать себя с Россом. Она изо всех сил пыталась скрыть свое волнение и держаться непринужденно. Может, поболтать с ним немного?..

– У меня создалось впечатление, что все офицеры здесь – очень приятные люди, – улыбнулась она Мэннингу.

– Я познакомился с ними только утром, когда поднялся на борт корабля. Обычные, несколько амбициозные, но, в общем, вполне добродушные ребята. Только бой покажет, чего они стоят.

– Особенно мне понравился первый лейтенант Сент-Джон.

– Да уж, я это заметил. И он тоже, – проворчал Мэннинг. – Вам следует вести себя умнее и осторожнее.

Но Пруденс совсем не хотелось выслушивать очередное отеческое наставление.

– А что с лейтенантом Эллиотом? Он захворал? – быстро перебила она Росса. – За ужином ему явно было не по себе. Он сидел такой бледный и измученный. А другие почему-то над ним подшучивали. Очень странно! Вы не знаете, в чем тут дело?

Росс откашлялся и стал приводить в порядок бумаги, валявшиеся на столе.

– Он… он поранился, и мне пришлось его прооперировать.

– О бедняжка! – вздохнула Пруденс. – Но почему же все так жестоко дразнили его?

– Вам не следует этого знать.

Пруденс, уязвленная снисходительным тоном Росса, метнула на него сердитый взгляд.

– Я не ребенок, мистер Мэннинг! Он насмешливо вздернул брови.

– Вот как? Хорошо. Если вы уж так настаиваете. Эллиот показывал свое искусство владения абордажной саблей и порезал себе яйца.

Пруденс чуть не задохнулась. Кровь снова прилила к ее щекам. Она подняла глаза и принялась рассматривать фонарь, потом уставилась в дощатый пол – лишь бы не встретиться с торжествующим взглядом доктора. Он наслаждался тем, что сумел смутить ее, наглец!