Лин Хэйр-Серджент - Хитклиф Страница 18

Я кивнул.

— Ужинать будем здесь или где-нибудь ещё? — Мне не удалось сдержать невольную улыбку: я вообразил всё более и более эксцентричные вылазки — на кладбище, может быть, или на Хэйскую ярмарочную площадь, или на крышу.

— Пока здесь. Мне приглянулась эта трапезная; ветер с холмов приятнее домашней духоты, и вообще мне прискучила моя гостиная, а наши верные лакеи (он оглядел ровный ряд лошадиных морд) благороднее и достойнее любых иных.

— Чего вы хотите взамен? — спросил я. — Вы не настолько глупы, чтобы благодетельствовать за здорово живёшь.

— Вы правы, хотя ваша фраза далека от изысканности. Я хочу много. Я хочу сотрудничества, если возможно — бодрого сотрудничества от угрюмого дикаря, которого собираюсь сделать великосветским джентльменом. Я признаю, что вам придётся удовлетворить тщеславие современного Пигмалиона. За свои труды я требую ваших успехов.

— И всё?

— «И всё?» — передразнил он. — Вы переоцениваете себя, если полагаете, что этого мало. Что меня отчасти привлекает в этой затее — её трудноосуществимость. Мои амбиции велики, и удовлетворить их непросто.

В эту самую минуту вошла Ли, служанка, и встала перед мистером Эром.

— Простите, сэр, Джон говорит… — начала она, но закончить не успела, потому что в конюшне началось нечто невообразимое. Мы оба вскочили. Причиной переполоха оказался вороной жеребец. Он встал на дыбы и бил передними копытами в загородку углового стойла.

Не медля ни минуты, я метнулся к жеребцу, намереваясь остановить его, пока он не покалечился или не разнёс денник. У меня за спиной мистер Эр обозвал Ли дурой (что было странно даже для него) и велел ей немедленно убираться вон. Тем временем я схватил со стены верёвку, завязал петлю и попытался накинуть аркан на шею коню, но тот пятился от меня, и мне это не удавалось. Мистер Эр выскочил вперёд с железным прутом в руках. Видимо, хотел оглушить коня.

Я отодвинул его плечом.

— Пустите, я попробую.

Я снял с крюка лестницу и прислонил её к дальней стене. Мистер Эр пытался меня остановить, кричал, что это опасно, но я отпихнул его, взобрался на балку, которая проходила прямо над стойлом взбесившегося жеребца, прополз по ней немного, набросил петлю коню на шею и потянул — легонько, чтобы он только заметил. Он тут же перестал брыкаться и скосил глаз назад, пытаясь понять, что ему мешает.

Я не стал терять времени: быстро и легко спрыгнул ему на спину. Он не успел понять, что произошло, как я приник к его шее, принялся гладить взмыленную шкуру и шептать ласковые слова в прижатые конские уши. Помнишь — так я укрощал диких пони в пустошах, когда нам хотелось покататься без спросу. Конь попытался сбросить меня, но я усидел. Он сопротивлялся уже больше для вида, заворожённый мелодией старой песни, которую я напевал ему в ухо. Через пару минут он совсем утихомирился; я слез, продолжая гладить и нашёптывать, дал ему овса и под мирное хрустение вылез из денника.

Теперь настал черёд удивляться мистеру Эру.

— Вижу, в вас и впрямь сидит бес, — сказал он, — коли вам удалось усмирить Вельзевула. В прошлом году он едва не убил одного из моих слуг; бедняга и сейчас хромает. Конь бешеный; придётся его пристрелить.

— Но он такой красавец.

— Согласен; вот почему я откладываю неприятную обязанность. Но в теперешнем состоянии он бесполезен: либо он будет томиться здесь, либо станет опасным для всей округи.

— Что с ним такое? Он взвился без всякой причины.

— Да нет, причина была. Он увидел Ли.

— Это она его обидела?

— Да нет же, разве что нарушила строгий запрет входить в конюшню. Нет, Вельзевула в прошлом году объезжал Дэниел, и всё шло хорошо. Потом по какой-то необъяснимой причине конь стал приходить в ярость при виде юбок. На прошлое Рождество мы собрались кататься, и моя гостья, мисс Ингрэм, попыталась сесть на Вельзевула. Он сбросил наездницу и покалечил грума, который держал повод. Нет смысла оставлять его в живых. Дэниел говорит, он неисправим. Надо пристрелить.

— Поступайте как хотите, вам же хуже; но я бы с ним справился.

Мистер Эр взглянул на меня с интересом.

— Как вы намерены сделать то, что не удалось никому?

Я пожал плечами.

— Вам достаточно знать, что я справлюсь. Я смогу убедить этого красавца.

— Вот именно, убедить! Да, он послушает брата-близнеца, поскольку теперь я убеждён: вы оба — дьявольское отродье. Что ж, дерзайте. Я отменяю казнь. Но вы подвергаетесь опасности.

— Это моё дело.

— Отлично. Только будьте осторожны: мне почти так же жаль будет хоронить вас, как и Вельзевула.

Я насмешливо поклонился. Наконец-то мне сказали комплимент, которому я поверил.

Мы услышали торопливые шаги: Ли позвала из дома помощь. Увидев, что с конём мы справились сами, слуги унесли посуду; мебель мистер Эр велел убрать в кладовку под лестницей.

— До завтрашнего утра, — крикнул он мне из дверей. — Вернее, уже до сегодняшнего, поскольку мы засиделись заполночь. Не забудьте про урок.

Когда он ушёл, я успокоил лошадей и проверил задвижки. Покончив с этим, я задул фонари и поднялся к себе в спальню.

Однако не успел я открыть дверь, как получил мощный тычок и полетел носом в пол. Кто-то упёрся мне коленом в спину и заломил руки. Злобный голос прошипел мне в ухо:

— Я знаю, кто ты, грязный попрошайка-цыган, даже если мистер Эр не знает. — Это был голос Джона. Уж его-то я без труда мог скинуть в любую минуту, но решил отложить удовольствие и подождать, что он скажет. — Лежи смирно и слушай, — прошипел он. — Ты думаешь, что обдурил мистера Эдварда. Может, оно и так. Но меня не проведёшь. Мистер Эдвард временами слишком хорош для этого мира, и раз он сам о себе не заботится, приходится это делать другим. Так что помни: я с тебя глаз не спущу. Только попытайся сделать какую-нибудь пакость, придушу. Всем от этого только лучше будет.

Он выпустил мою руку, намереваясь ухватить за волосы и ещё помучить, но я его опередил: сбросил с себя и навалился сверху. Я несколько раз ударил его головой об пол, потом поднял за волосы и швырнул, как полагал, в стену, но он угодил башкой в оконное стекло. Посыпались осколки. Один угодил мне в бровь, кровь мгновенно залила глаза, я ослеп; тем временем мой противник выбежал из конюшни и был таков.

Прижимая к лицу носовой платок, я побежал за ним, но на улице увидел лишь полную луну над яблонями и едва различимые в её белёсом свете звёзды.

Я всегда улыбалась, только ты повернёшься к дверям, и хмурилась, едва ты оглянешься на меня.

После грозы я заболела. Я слышала, как они говорят: я умру, я уже умерла. И я решила не просыпаться.