Вайолетт Бэкли - Научи меня любить Страница 18

Наконец он встал и со словами «пора укладываться», к полному ужасу Оливии стал раздеваться. Покончив с этим, он подошел к кровати и, потянув за конец покрывала, выдернул ее из кокона. Она лежала у стенки с широко раскрытыми глазами и не шевелилась. Он ждал, пристально глядя на нее. Наконец Оливия не выдержала.

— Я не могу раздеваться при тебе!

— Я думаю, что ты сможешь, если постараешься. Давай! — Одним движением руки он стащил ее с кровати и поставил перед собой.

— Ну-ка, повернись!

Она покорно повернулась, и он помог ей снять с себя все, кроме сорочки. Тут она заупрямилась.

— Я не могу снять сорочку. Не могу. Правда, Лоуренс. Пожалуйста, не настаивай.

Он помедлил.

— Ложись в постель, птичка.

Она нырнула под теплое одеяло, размышляя над тем, где же он собирается лечь, а он налил в кружку немного эля из кувшина, оставленного на подносе, и подал ей.

— Пей!

Она подчинилась и отпила немного, а затем протянула кружку ему, заворожено глядя на его горло, когда он допивал эль. Поставив кружку и не говоря ни слова, он приподнял одеяло и улегся в постель рядом с ней. Она так и вскинулась.

— Нет, сэр! Только не в мою постель! Нет… Его сильная рука вернула ее на место, и она упала на подушку.

— Да, дамуазель! Это не твоя постель, а моя.

— Я не могу спать с тобой в одной постели, Лоуренс! Я не привыкла…

Он закрыл ее рот поцелуем, и от ее гнева и страха ничего не осталось, только возбуждающие прикосновения его губ и ощущение сильных рук на теле. Вот о чем говорила Кэтрин, мелькнула у нее мысль. Теперь она будет спать с ним, и пути назад уже не будет. Она вскрикнула, но тут же опять полились нежные слова.

— Тише, моя маленькая птичка! Успокойся, тебе нечего бояться. Сегодня ночью мы будем спать с тобой в одной постели, только и всего. Лежи тихо, как раньше, и слушай шум дождя и ветра. Подумай о том, как хорошо быть в безопасности.

В безопасности? Она была в безопасности? Он смотрел на нее сверху вниз, приподнявшись на локте. Она застенчиво дотронулась до него, провела ладонью по его могучим широким плечам, мускулистым рукам. В свете догорающего огня она рассматривала его мощную шею, поросшую волосами грудь, бороду, опушенные темными ресницами глаза — те самые глаза, что сверлили ее у калитки гербариума. Она почувствовала, как его бедра всей тяжестью опустились на ее, и по ее груди пробежала дрожь, оставив после себя странную боль.

Хорошо, что у них есть эта ночь, думал он, что у нее есть возможность рассмотреть его, привыкнуть к нему немного. Он улыбнулся ей, припомнив все события прошедшего дня, все ее тщетные попытки ускользнуть от него. Потом еще раз крепко обнял и поцеловал ее и сказал:

— А теперь ты будешь спать, голубка, а то я забуду, что обещал тебе сегодня больше ничего не рассказывать.

С этими словами он повернул ее к себе спиной и обнял. При этом ее грудь оказалась в его руке, и у Оливии перехватило дыхание от ощущения всепожирающего огня, разгоревшегося где-то между бедрами. Она попыталась оттолкнуть его руку, но он крепко держал ее, прошептав ей в ухо:

— Все, птичка, тихо. Спать!

Он чувствовал, как под рукой заколотилось ее сердце, ведь эту бедную маленькую пташку впервые так обнимал мужчина. Как Сильно ему ни хотелось продолжения, он понимал, что следует на этом остановиться и что теперь ей нужен покой.

Оливия лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию и чувствуя спиной, как бьется его сердце. Она наслаждалась его запахом и теплом его руки, лежащей у нее на груди. Засыпая, она только успела подумать о том, что ей совсем не хочется ему ни за что мстить.

8

Вскоре после рассвета кавалькада Миддлвея вновь собралась в путь. Когда Лоуренс и Оливия прощались с аббатом, братом Бернардом и другими, их лошади уже стояли оседланные и били копытами. Гнедая кобыла Оливии была ухожена до совершенства, ее хвост и грива были заплетены по-новому, иначе, чем вчера. Оливия взглянула на молодого конюха, державшего ее лошадь под уздцы.

— Это твоя работа? — спросила она.

— Да, госпожа, — ответил парень, почтительно взглянув на сэра Лоуренса.

— Это очень красиво. Спасибо тебе.

Ее теплая улыбка была ему наградой за труды, и он ответил ей почтительным поклоном, полный восхищения прекрасной молодой дамой. Лоуренс одобрительно кивнул ему и посадил Оливию на седло.

— Если ты, дамуазель, — сказал он ей с ласковой усмешкой, — будешь на этот раз придерживаться дороги, а не скакать по болотам, то эта красота может продержаться до самого Корнуэлла. Ты не согласна?

— Я подумаю над этим, сэр, — ответила она.

Спустившись в долину, всадники проехали мимо грязных, покосившихся лачуг, многие из которых были явно заброшены. Везде царило запустение. Крыши поросли травой, стаи ворон с шумом слетали с них при приближении всадников. Поросшие вереском торфяники сменились распаханными полями, на лугах паслись коровы. У кромки леса под дубами рылись свиньи, и над деревьями вился дымок. Угольщик, наверное, подумала Оливия, и в ее памяти немедленно всплыли рисунки для вышивок. Не отсюда ли поступал уголь, которым она набрасывала контуры на ткани, — или, может быть, здесь используют его для плавки руды?

Вскоре Лоуренс указал рукой на горизонт. Там в бледных лучах утреннего солнца уже виднелись белые каменные стены. Они подъехали к заставе, где путешественники покупали жетоны для въезда в город. Смотритель заставы сразу узнал свиту сэра Лоуренса и махнул им, чтобы они проезжали.

Белые стены, окружавшие город Корнуэлл, являли собой внушительное зрелище. Оливия радовалась, глядя на них, и это было немедленно замечено сэром Лоуренсом.

— Мы сейчас на Серкл Роуд, — подсказал он ей, — а впереди перед нами Альтергейтская застава, там мы и въедем в город, — он указал на массивныебашни над воротами, через которые люди проходили, протягивая страже свои жетоны, — сейчас застава открыта, но на закате ее закрывают. Нравится?

Оливия улыбнулась и кивнула головой. Ее глаза наслаждались новыми для нее красками: яркими одеждами зажиточных горожан и купцов, раскрашенными статуями и вывесками пивных и лавок, белым известняком стен и красной черепицей, блестящими коваными решетками. Блеклые тона рабочей одежды и грязные улицы с лужами нечистот не вызывали в ней отвращения — Оливия смотрела на них глазами художника, и они лишь служили пищей ее воображению. Какие удивительные контрасты, какие переходы света и тени! Она вертелась на своем седле, пытаясь рассмотреть сразу все и не желая пропустить ни малейшей детали. Кавалькада медленно продвигалась по запруженным толпой улицам, часто останавливаясь, пока наконец не добралась до площади у кафедрального собора, где было немного спокойнее. Лоуренс заметил, как загорелись ее глаза при виде ажурных окон и богато украшенных западных врат.