Виктория Холт - Обет молчания Страница 18

— Дедушка считает, что оно может уменьшить мои шансы на тот брак, который он желал бы для меня.

— Ну, и как в санатории?

— О, там все относились к больным очень строго. Ты должен выполнять то, что тебе говорят.

— Похоже на «Сосновый Бор».

Аннабелинда рассмеялась.

— Но все кончилось, и я хочу забыть, что это когда-то было. Теперь я здорова. Со мной все будет в порядке. Я предвкушаю поездку в Лондон.

— По-моему, твои родные будут стремиться удержать тебя в деревне.

— О, думаю, маме захочется в Лондон. А что касается отца и дорогого брата Роберта, то пусть занимаются своим дорогим поместьем. Им не до меня.

— Я скучала по тебе, Аннабелинда.

— А тебе не кажется, что и я скучала по тебе?

— Должно быть, это ужасно — находиться так далеко от всех. Наверное, твой дедушка и герцогиня навещали тебя, пока ты была там?

— Конечно. Они изумительно относились ко мне.

Но, пожалуйста, Люсинда, я не хочу говорить на эту тему.

— Хорошо. Больше ни слова.

— И не забудь, не рассказывай никому про Швейцарию. Я не должна была говорить и тебе, но ты выпытала это у меня.

— Я буду молчать.

— Добрая старушка Люсинда 1 Прошла неделя. Мы много катались верхом, обычно в компании Жана-Паскаля. Было несколько званых обедов.

Я получала большое удовольствие от прогулок в окрестностях замка. Мне нравилось бывать одной. Я любила сидеть у озера, наблюдая за лебедями и маленьким коричневым селезнем, ковыляющим мимо меня. Я приносила ему кусочки хлеба, и меня забавляла его манера приходить к озеру и терпеливо дожидаться угощения.

Иногда, находясь здесь, я думала о странностях жизни и представляла себе маму молодой девушкой, ненамного взрослее, чем я сейчас, сидящую на этом же самом месте. Тогда здесь жил черный лебедь. Она часто рассказывала о нем и о том, как яростно он защищал свою территорию.

Как мирно было здесь сейчас, с прекрасными кроткими белыми лебедями вместо черного. И все-таки существовало нечто, скрытое от глаз… таинственное, казавшееся совсем не таким, чем было на самом деле.

Как-то в середине дня, когда, посидев у озера, я возвращалась в замок, мне встретился почтальон, который направлялся к дому.

Он приветствовал меня. Он знал, кто я, потому что я уже брала у него почту раньше.

— Ну что же, — сказал он, — еще раз, мадемуазель, вам придется поберечь мои ноги. Я немного припозднился. Не возьмете ли это послание для месье Бурдона?

Я согласилась и взяла письмо.

Почтальон поблагодарил меня и продолжил свой путь.

Я подумала, что Жан-Паскаль, наверное, в своем кабинете и поэтому понесла письмо туда. Я постучалась. Ответа не последовало, и я открыла дверь и вошла. Окно было открыто, и при моем появлении порыв ветра сдул лежащие на письменном столе бумаги и разметал их по полу.

Я торопливо закрыла дверь, положила принесенное мною письмо на стол и наклонилась, чтобы подобрать бумаги.

В это время мне на глаза попалась фраза, написанная на одной из них. Она гласила: «Жаке и Маргарет Плантен — 10 000 франков.»

Дальше было что-то по-французски, и я не смогла до конца понять смысл написанного. На бумаге стоял адрес конторы поверенных в Бордо.

Меня осенило. Как будто разрозненные части головоломки внезапно чудесным образом сложились вместе, и передо мной предстала некая картинка.

— Интересно? — произнес голос позади меня.

В комнату вошел Жан-Паскаль.

Я почувствовала, как краска заливает мое лицо, когда он взял у меня бумаги.

Его спокойный голос поверг меня в ужас.

— Что ты делаешь с моими бумагами, Люсинда?

Я услышала, как, запинаясь, говорю:

— Я… э-э… я… принесла письмо. Мне дал его в парке почтальон. Я постучалась. Никто не ответил, и я открыла дверь. Видите ли, окно было открыто и сквозняк… бумаги упали на пол. Я подбирала их.

— Конечно.

Жан-Паскаль собрал оставшиеся бумаги и положил их на письменный стол. Он улыбнулся мне.

— Ты оказала мне большую услугу, Люсинда.

И как мило с твоей стороны принести мою почту.

Я спаслась бегством и вышла из замка, чтобы свежий воздух охладил мои пылающие щеки.

«Десять тысяч франков Жаке и Маргарет Плантен». Все стало ясно. Им заплатили за то, чтобы они взяли ребенка. Почему Жан-Паскаль хотел этого?

Я могла бы догадаться раньше. Карл и Аннабелинда встречались… тайно. Они были любовниками. Результатом любовных утех являются дети.

И Карл покинул ее, предоставив иметь дело с последствиями. Не удивительно, что она изменилась. Как я могла не догадаться? Она упала в обморок на уроке. Мадам Рошер послала за врачом, и сразу после этого приехал Жан-Паскаль.

Умный и искушенный, он прекрасно знал, что необходимо делать в такой ситуации.

Аннабелинда не ездила в Швейцарию. Она жила в Бергераке, который, как показала мне карта, находился достаточно близко для удобства общения и достаточно далеко для сохранения секрета.

Аннабелинда согласилась бы на любое предложение своего дедушки. Она должна оценить мудрость его советов о необходимости хранить все в тайне.

У Аннабелинды родился ребенок, и именно он находился в коттедже Плантенов. Из-за потери своего ребенка Маргарет жаждала получить другого.

Кроме того, ей щедро заплатили за заботу о нем.

Это дитя смягчило боль от потери ее собственного сына и обеспечило ей с мужем безбедное существование до конца дней.

Несчастье Аннабелинды стало благословением для Плантенов.

Теперь, когда я все поняла, я могла думать только о ребенке, который получит от Маргарет ту любовь и заботу, которую не могла дать ему его родная мать.

Я почувствовала себя раздавленной этой тайной.

Я почти жалела, что раскрыла ее. Теперь у меня самой появился секрет. Никто никогда не должен догадаться, что я знаю о происшедшем.

Когда я сидела, глядя на лебедей, послышались шаги, и мое сердце заколотилось, потому что ко мне направлялся Жан-Паскаль.

Он присел рядом.

— Я рад, что нашел тебя, — сказал он. — Думаю, нам есть, о чем поговорить.

— Уверяю вас, что я зашла в ваш кабинет только, чтобы отдать письмо. Бумаги рассыпались по полу, и я, естественно, решила, что должна поднять их.

— Конечно. И тебя очень заинтересовало то, что ты увидела на одной из них?

— Но я…

— Пожалуйста, Люсинда, пусть между нами не будет недомолвок. Позволь мне сразу сказать, что я тебе верю. Ну, что ошеломило тебя? Ведь это было на бумаге, которую ты читала.

Я молчала.

— Люсинда, дорогая, будь так же откровенна со мной, как я с тобой. Что там было написано?

Я сделала глубокий вдох. Я не знала, как начать.