Данелла Хармон - Предвкушение счастья Страница 18

Каркас постепенно обшивали досками и смолили. Иногда за день появлялось два или три новых ряда. С утра до вечера стучали деревянные молотки, мастера укрепляли перлинь и забивали в пазы паклю и хлопок, чтобы сделать корпус водонепроницаемым. По бокам были вырезаны отверстия для четырехдюймовых пушек, был укреплен фальшборт, установлены поручни, отполированы песком и отлакированы деревянные детали.

День ото дня шхуна становилась все красивее и совершеннее. Наконец плотники начали смолить днище специальной смесью из жира, серы и смолы. Корпус корабля был покрашен в черный цвет с двумя широкими белыми полосами вдоль вельса. Палуба была покрыта лаком, а острый нос шхуны украсил затейливый орнамент. Шхуна получилась стройной, изящной и стала настоящей гордостью Ньюберипорта.

День, когда корабль впервые спускают на воду, всегда отмечают как праздник. Люди, собравшиеся на берегу реки, наблюдали, как из-за моря вставало солнце, пробивая лучами золотисто-розовые облака. Плотники, торговцы, грузчики и просто любопытные толпились возле верфи Эштона, разглядывая шхуну, которая гордо стояла на стапелях, словно королева во время коронации. Ее украшали флаги молодой страны. Люди с благоговением смотрели на нее, прикасались к ее черным бортам. А шхуна выглядела красивой, стройной, самоуверенной и невероятно женственной.

Солнце поднималось все выше. Преподобный Эдвард Басе, настоятель церкви Святого Павла, торжественно прочитал молитву и благословил шхуну на счастливое плавание. Рядом с ним стоял Эфраим Эштон, который целых два месяца самозабвенно трудился над созданием этого корабля. Он поминутно поглядывал на часы и изредка толкал в бок сына. Толпа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в ожидании капитана, молодого и красивого ирландца (правда, многие утверждали, что он англичанин).

Капитан же Брендан Джей Меррик держался несколько в стороне, предоставив священнику произнести слова благословения, Эфраиму — похвастаться своим детищем, а шхуне — сказать самой за себя.

Наконец священник закрыл Библию и отступил назад. Эфраим прокашлялся, сверился с часами и разбил бутылку шампанского о борт судна. Тысячи зрителей затаили дыхание.

— У нее слишком узкий корпус, — шептали одни.

— Она сразу же пойдет на дно, вот увидите, — предрекали другие.

— У нее необычно высокая корма, — раздавалось с разных сторон.

Прогремел пушечный выстрел, и тогда красавец капитан, одетый в синий безупречный мундир с красными лацканами и золотыми пуговицами, шагнул вперед, чтобы отправить шхуну в ее первое плавание. Он с любовью посмотрел на корабль, потом взмахнул рукой и отошел, наблюдая, как упали крепления, удерживавшие шхуну.

Шхуна ожила и начала двигаться. Толпа ахнула:

— Она идет!

Шхуна постепенно набирала скорость, а потом с громким плеском скользнула в речную воду и закачалась на волнах.

Послышались восторженные возгласы, музыка и пушечная стрельба. В этот момент что-то маленькое и юркое вынырнуло из облаков и с пронзительным криком пронеслось мимо шхуны, едва не коснувшись крылом ее борта. Потом птица снова взмыла ввысь и стала парить в голубом небе. Это была пустельга. Так шхуна получила имя.

Майра, восседавшая на гарцующем Ригеле, не осталась смотреть на торжественный спуск «Пустельги» дольше, чем это было необходимо. На ней было платье в патриотическую красно-белую полоску, такую же, как флаги на шхуне. Когда шхуна закачалась на воде, Майра едва сдержала слезы.

Он вернулся, этот чертов ирландец, после двух месяцев и теперь предъявит права и на шхуну, и на ее серого жеребца.

Старательно избегая встречи с капитаном, Майра развернула коня и промчалась по Маркет-сквер, а затем по Хай-стрит с такой скоростью, что от ветра на глазах выступили слезы. Но только добравшись до конюшни и поставив Ригеля в стойло, она дала волю своим чувствам. С трудом сдерживая рыдания, она взяла щетку и принялась чистить серебристую шкуру коня. Грязные капли падали на платье, но она не обращала на это внимания. Ригель вытягивал шею и тряс головой от наслаждения, а Майра скребла все усерднее, сердито смахивая рукой набегавшие слезы.

— Эй, есть здесь кто-нибудь?

Рука со щеткой замерла.

Это капитан. Майра подавила рыдание, смахнула слезы и сердито прокричала:

— Оставьте меня одну!

— Вы здесь, мисс Майра?

— Я же сказала, убирайся отсюда, вонючий бочонок с тухлой водой!

Ну вот, так ей стало немного легче, но слезы продолжали литься, и она с еще большим рвением принялась чистить коня.

Майра чувствовала, что капитан стоит у нее за спиной. Не оборачиваясь, она крикнула:

— Разве вы плохо слышите? Я же велела вам убираться!

Внезапно он сжал ее руку со щеткой, которой она отчаянно чистила Ригеля, и Майра не раздумывая развернулась и свободной рукой отвесила ему пощечину.

— Ты что, оглох или ослеп, мешок птичьего помета? Я же сказала, что хочу остаться одна!

Майра вырвала у него руку и закрыла ладонями лицо, громко зарыдав.

— Уходи! Уйди сейчас же!

Но капитан не ушел. Он придвинулся ближе, отвел ее руки от лица, погладил узкие плечи и нежно привлек девушку. Майра прижалась щекой к его белому галстуку, вдыхая свежий запах моря, прикоснулась губами к золотистым пуговицам его синего мундира. Ей казалось, что она ненавидела этого человека, но он был таким надежным, теплым и уютным, что она спрятала лицо на его широкой и крепкой груди. Брендан беспомощно смотрел на нее. Он был в полной растерянности, не зная, что делать. Он где-то слышал, что лучший способ успокоить плачущую девушку — просто обнять ее. Брендан хотел, чтобы она поскорее перестала плакать, потому что у него перехватило дыхание и стало трудно думать.

То, что она зачесала волосы наверх и надела красивое платье, не должно обмануть его. Она была такой маленькой, что едва доставала ему до подбородка, и когда он наклонял голову, ее волосы щекотали ему нос. Желание прижаться подбородком к ее голове было сильным, но страх от того, куда может завести такое чувство, был сильнее. Ему и так пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать себя в руках, когда это маленькое невинное создание так смело предложило себя в обмен на строительство корабля у ее отца.

Он разрывался между желанием убежать и желанием остаться и насладиться прикосновением к этим нежным и заманчивым прелестям прямо здесь, в конюшне, где свидетелем их объятий был бы только этот серый жеребец. Брендан испугался своих собственных мыслей, движения своих рук. Она невинная девушка, и продолжения быть не может. Взяв Майру за руки, он слегка отстранился от нее.