Барбара Картленд - Скажи «да», Саманта Страница 18

Он заказал вино, а когда Анри спросил: «Аперитив, месье?», Дэвид вопросительно посмотрел на меня.

— Это обязательно? — спросила я. — Я, право, не люблю коктейлей.

Дэвид испытующе посмотрел на меня, точно не веря, что я говорю правду. Но все-таки он заказал себе мартини, а для меня попросил принести томатный сок.

Когда Анри ушел, он снова сел напротив меня и спросил:

— Вы счастливы, Саманта?

— Очень, очень счастлива, — ответила я. — Я так мечтала о том, чтобы увидеть вас сегодня вечером.

Но сказав это, я тут же подумала, что чересчур пылко, а может быть и чересчур откровенно выражаю свои чувства. Я могу переусердствовать, и тогда Дэвид подумает, что я вешаюсь ему на шею. Я отвернулась от него, но чувствовала, что он смотрит на меня.

Спустя минуту он сказал:

— Я хотел спросить вас кое о чем, Саманта. Скажите, вас многие мужчины целовали?

Это был не тот вопрос, которого я ожидала, и я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. И впервые я подумала о том, что слишком быстро позволила ему целовать себя. Ведь мы ничего друг о друге не знаем, и он даже не сказал, что любит меня.

А ведь я говорила себе, что ни за что не позволю мужчине целовать себя, пока не буду уверена, что он любит меня по-настоящему. Ведь папа без сомнения имел в виду именно это, когда говорил, что я должна «беречь себя для человека, который станет смыслом моей жизни».

Мне было ясно, что Дэвид единственный, кто много для меня значит, но ясно было и то, что все произошло слишком быстро и что я, быть может, вовсе не значу для него так много, как он для меня. Я готова была сгореть от стыда, щеки у меня пылали все ярче, но я и в самом деле не знала, что сказать.

— Вы покраснели, Саманта! — сказал Дэвид удивленно.

И так как я все еще сидела, отвернувшись от него, он протянул руку, взял меня пальцами за подбородок и повернул мое лицо к себе.

— Почему мой вопрос привел вас в такое замешательство? — спросил он. — Кто это вас так страстно целовал, что вы краснеете при одном упоминании об этом?

Он говорил довольно резко, и его тон заставил меня сказать ему правду. Я тихо проговорила:

— Никто…

— Что значит «никто»? — еще более резко спросил он.

— А то и значит, что никто меня… не целовал. Кроме вас.

Он отнял пальцы от моего подбородка и уставился на меня во все глаза.

— И вы думаете, я вам поверю?

— А почему нет? — спросила я.

— Ни за что не поверю, что такое возможно.

— Но почему?

— Девушка с вашей внешностью, фотомодель Джайлза Барятинского!

— Но при чем здесь это? — удивилась я.

Мне было очень трудно отвечать ему спокойно и рассудительно, в то время как он не сводил с меня глаз и точно буравил насквозь своим взглядом. По всему было видно, что он мне не верит, но я никак не могла понять, отчего ему кажется, что я лгу. И все же я чувствовала, что его и в самом деле одолевают сомнения. Я отвела от него взгляд и в смущении опустила глаза. Кажется, именно этот мой взгляд журналисты окрестили «загадочным».

Дэвид, как видно, собирался мне что-то сказать, но в этот момент официант принес коктейль и томатный сок.

Это вернуло меня к действительности и словно бы освободило от чар, которыми Дэвид опутывал меня. Официанты захлопотали около нашего стола, стали подавать блюда, и мы с Дэвидом заговорили о другом.

Сперва речь шла о вполне тривиальных вещах, но затем он заговорил на более серьезные темы и стал делиться со мной своими мыслями и чувствами. Это было захватывающе интересно.

Я ведь и в самом деле ничего не знала о том, что происходило за пределами Литл-Пулбрука. Папа выписывал «Морнинг Пост», но у меня никогда не хватало времени просматривать газету. Наверное, это было не слишком разумно, потому что многое, что происходило вокруг, мне было неведомо. Я ничего не знала об ужасающей безработице на севере страны, о несправедливости по отношению к рабочим, которые не получали оплачиваемого отпуска, о том, что они устраивали забастовки из-за того, что семьи их находились на грани голодной смерти.

Дэвид рассказывал мне обо всем этом, и я догадалась, что именно это и являлось содержанием его книги.

— Конечно, мы не единственная страна, где происходят такие вещи, — говорил он. — Жажда наживы вытесняет все другие интересы. Толстосумы и политики везде одинаковы — в Америке, в Англии, или, скажем, в каком-нибудь государстве Тимбукту.

— Я вчера купила вашу книгу, — сообщила я. — Но у меня не было пока что времени ее прочесть.

— Надеюсь, она вам понравится, — сказал Дэвид. — Я написал ее в форме романа только потому, что официальные отчеты вроде «Белой книги» читает лишь горсточка людей. У романов гораздо большая аудитория. — После некоторой паузы он добавил: — Возможно, на основе моей книги будут снимать фильм.

— Это было бы замечательно! — воскликнула я. — Надеюсь, что так и будет.

К этому времени ужин был окончен, и перед нами стояли лишь две чашки кофе. От ликера я отказалась, а Дэвид заказал себе бренди.

— Могу я закурить? — спросил он. — Ведь вы, наверное, не курите?

Я отрицательно покачала головой.

— Вы не курите, вы, по сути дела, не пьете, и вы говорите, что ни разу не целовались до вчерашнего вечера, — сказал он шутливым тоном. — Вы непредсказуемы, Саманта. — Я ничего не ответила, и спустя некоторое время он продолжил: — Вдобавок ко всему вы еще не разучились краснеть, А я-то думал, что в наши дни молодые девушки давным-давно утратили эту способность.

— Я ничего не могу с этим поделать, — огорченно сказала я.

— Ну и слава Богу, что не можете, — отозвался Дэвид. — Вам это очень идет.

Он сказал это с какой-то непонятной интонацией, и я заметила:

— Вы говорите так, будто я делаю это намеренно.

— Сомневаюсь, что это было бы возможно, — сказал он. — Но в вас все так противоречиво!

— Я ничего не могу с этим поделать, — повторила я.

— Ну и не надо. Хотя это весьма огорчительно, во всяком случае для меня.

— Почему? — удивилась я.

— Потому… — проговорил он медленно, точно подыскивая слова. — Когда я пригласил вас вчера вечером, я думал, что мы с вами развлечемся, или, вернее, что вы меня развлечете.

— А я… этого сделать не сумела? — спросила я.

— Сумели, но не так, как я ожидал.

Снова наступила пауза, а потом я спросила:

— Вы, наверное, очень разочарованы?

— Нет, конечно, нет! — улыбнулся он. — Я пленен и очарован, но так, как менее всего ожидал. Сегодня утром я подумал, что, должно быть, ошибаюсь, но я все-таки не ошибся.

В его голосе было что-то такое, отчего у меня стеснило дыхание и снова появилось это странное ощущение в горле. Я с трудом проговорила: