Виктория Холт - Шестая жена Страница 19

Надежды спастись не было. Король был рядом. Его дыхание опаляло ее. На палец Катарины было надето обручальное кольцо.

Все кончено. Надежды нет. Катарина Парр стала шестой женой короля.

Глава 2

Король был доволен своей новой женой. Никогда еще столь нежные руки не бинтовали его бедную больную ногу, и в первые же недели своей семейной жизни он обнаружил, что приобрел не только пригожую жену, но и прекрасную сиделку. Катарина же в эти первые недели нервничала и чувствовала себя, неловко, считая себя недостойной тех великих почестей, которые на нее обрушились.

— Благослови Бог твое скромное сердце, Кейт, — говорил ей король. — Но не надо бояться меня. Ты мне нравишься. Мне нравится твой изящный стан и твои нежные руки. Я знаю, что вознес тебя на недосягаемую высоту, но пусть это тебя не тревожит, ибо ты достойна этого, Кейт. Я считаю, что ты достойна.

Она носила драгоценности — бесценные украшения, которые принадлежали ее предшественницам.

— Взгляни на эти рубины, Кейт. — Когда короля охватывало игривое настроение, он, тяжело навалившись на нее, кусал мочку ее уха. Почему она решила, что стариков меньше, чем молодых, привлекают плотские утехи? Она поняла, что жизнь с лордами Боро и Латимером в этом плане мало чему ее научила. — Ты в них выглядишь настоящей королевой. Но не забывай, что ты носишь их по милости короля. Не забывай об этом, Кейт!

Катарина по натуре была доброй и мягкой и всегда старалась отыскать в других хорошие черты, составляющие основу ее собственного характера, поэтому она гораздо быстрее других привыкла к своему новому положению.

Но иногда ночью, лежа без сна в королевской постели, рядом с горой пораженной недугом плоти, она задумывалась о своей новой жизни. Она много пиала о короле, ибо люди, окружающие владык, всегда пристально наблюдают за ними, а этот человек был верховным правителем, чей мельчайший поступок мог заставить дрожать все королевство.

Что же это был за человек, женой которого она стала? Во-первых, поскольку она пала жертвой его чувственности, она должна была сделать вывод, что он большой любитель плотских утех. И вправду, его чувственность была столь велика, что придавала особую окраску всем другим свойствам его характера. Однако он не был человеком, которого, кроме удовлетворения своей страсти к красивым женщинам, хорошей еде и тонким винам, ничего больше не интересовало, — он был королем, и, несмотря на привычку потакать своим слабостям, королем, стремившимся править. Когда он был молодым, удовольствия, доставлявшиеся ему здоровым телом, были столь велики, что он доверил вести все государственные дела своему талантливому помощнику кардиналу Уолси. Но со временем король изменился. Теперь государством правил он сам. И весь его эгоизм, все его стремление потакать своим прихотям, вся его ужасающая жестокость не могли заслонить сильную личность — человека, знавшего, как надо править страной в эти неспокойные годы, человека, для которого величие своей страны было превыше всего, ибо он, Генрих VIII, отождествлял себя с Англией. И если бы не совесть, терзавшая его, и не присущая ему строгость моральных принципов, столь неожиданная в чувственном человеке, он ничем не отличался бы от других развратников той эпохи. Но он не был простым развратником. Он должен был чувствовать себя правым во всем; его совесть должна была быть спокойна, и именно совесть толкала его на поступки, стяжавшие ему славу самого жестокого тирана своего времени.

«Что ждет меня в ближайшие месяцы? — спрашивала себя Катарина, глядя на богато украшенный балдахин, хотя в полумраке спальни трудно было разглядеть все его великолепие. — А Томас Сеймур, временно изгнанный из страны за то, что осмелился с вожделением посмотреть на женщину, которую король решил сделать своей женой! Как ему там живется, в ссылке? Подданные короля, — думалось Катарине, — это фигурки, которые он передвигает ради собственного удовольствия. Стоит кому-то на какое-то время порадовать его, как король тут же возносит его и держит при себе до тех пор, пока не найдется другой человек, который доставит ему больше удовольствия; тогда тот, кто еще педелю назад радовал его, удаляется, и если строгие понятия подсказывают королю, что вчерашнего фаворита надо казнить, то его совесть тут же требует, чтобы он был казнен. Ибо совесть короля всегда должна быть спокойной, и не важно, сколько крови прольется, чтобы этот своенравный похотливый человек пришел в согласие со своей совестью».

И Катарина молилась в ночной тишине, чтобы Бог даровал мужество, которое — она знала — ей понадобится. Она часто думала и о своей подруге, к которой была привязана еще до своего возвращения ко двору. Это была Анна Эскью, сторонница реформатской веры, так же как и она, выданная замуж за нелюбимого; она вспоминала мужество и решительность, присущие Анне, и мечтала стать похожей на нее.

«Но ведь я трусиха, — думала Катарина. — Меня приводит в ужас одна мысль о тюремной камере и о звоне колоколов, возвещающих о казни. Даже мысль о том, что я могу оказаться на лужайке в Тауэре, где меня будет ждать топор палача, невыносима».

Однако молитвы о даровании ей мужества не остались без ответа, поскольку со временем ее страх немного утих, и она почувствовала, что в ней постепенно развивается новая черта, которая поможет ей вовремя заметить подкрадывающуюся опасность и даст ей спокойствие, которое необходимо, чтобы противостоять ей.

Некоторые люди ненавидят обязанности, наложенные на них. Каждый день Катарине приходилось обмывать королевскую ногу и выслушивать крики ярости, когда эта нога причиняла ему боль; но странным образом, вместо отвращения, эта работа пробудила в ней жалость к Генриху: грустно было видеть этого всемогущего владыку столь беспомощным перед ужасным недугом. Однажды он взглянул на Катарину и увидел в ее глазах слезы. Он тут же растаял.

— Слезы, Кейт! У тебя в глазах слезы?

— Вы так сильно страдаете. И тогда эти маленькие глазки, бывающие порой столь жестокими, тоже наполнились слезами, и жирная рука, унизанная сверкающими камнями, похлопала ее по плечу.

— Ты добрая женщина, Кейт, — произнес король. — Я, кажется, правильно сделал, что женился на тебе.

Катарина попросила, чтобы ее сестра Анна, леди Херберт, стала ее постельничей, а Маргарет Невиль, единственная дочь лорда Латимера, — одной из фрейлин.

— Поступай как знаешь, Кейт, — ответил король, когда Катарина обратилась к нему с этой просьбой, — ты добрая женщина и к тому же очень мудрая. И ты подберешь слуг под стать себе.

Итак, король был доволен. Он не испытывал к своей новой жене той испепеляющей страсти, какую вызывали у него Анна Болейн и Екатерина; Ховард, но это было даже хорошо.