Наталия Орбенина - Сказочник Страница 19

Поиски не дали результатов. Пришлось бежать за помощью в ближайшую деревню и сообщать в полицию.

Фриду нашли через два дня. Она странным образом запуталась в длинных водорослях, которые, как лианы, обвивали ее шею и ноги. Ее тело мерно покачивалось под водой среди бледно-зеленых стеблей, волосы плавали на поверхности. Точно русалка, сказал один из крестьян, который и нашел утопленницу.

Полиция так и не смогла понять, как молодая, крепкая женщина, которая к тому же прекрасно плавала, так нелепо погибла?

Феликс похоронил жену и погрузился в мрачную меланхолию. На этот раз Рандлевский оставался с другом, он не мог покинуть его в таком состоянии. Мыслимое ли дело, молодой человек двадцати пяти лет – и уже дважды вдовец!

Нелидов почти забросил работу, иногда читал что-то у себя в кабинете, Леонтий же в гостиной изучал рукописи друга.

– Феликс, можно к тебе? – Он тихо постучал и вошел. – Послушай, Феликс, не сочти меня за ненормального, но мне пришла в голову одна дикая мысль. Прости, возможно, я затрону твои раны, но без этого я не смогу выразить свое подозрение. Скажи, о чем твоя последняя повесть?

– О русалке, – без всякого интереса ответил Нелидов.

– И каков ее конец? – осторожно поинтересовался друг.

Нелидов вздрогнул и подскочил с места. Схватил рукопись, лихорадочно пролистал. Последние страницы повести почти полностью совпадали со страшной картиной гибели жены.

– Что ты хочешь сказать, Леонтий? Ты что, хочешь сказать, что это я ее убил? – завопил Нелидов не своим голосом.

– Ты не хотел ее убивать, но ты невольно сделал это, – прошептал Леонтий. – Ты описал ее смерть, да так талантливо, так ярко, что все, что ты нафантазировал, материализовалось.

– Это бред! Это сущая галиматья! Ты безумец, что говоришь мне подобное! Смерть Фриды и моя книга – это кошмарное совпадение, необъяснимое совпадение!

– Пусть так! Но тогда скажи мне, над чем ты работал два года назад, когда еще жива была Грета? Я помню ту повесть про корову, про женщину, превращенную в корову, с прекрасными глазами, и которую по ошибке зарезал ее же муж. Смерть Греты оказалась как-то связана с мясом коровы. Ведь ты сам мне говорил, что она не могла есть мясо? Что она вдруг возомнила себе, что мясо и есть ее погибель!

– Это ерунда, чушь, все притянуто за уши! Я не желаю этого слушать! – Феликс повалился на диван и заткнул уши.

На следующий день они почти не разговаривали. Через несколько дней Рандлевский стал собираться домой.

– Ты по-прежнему упорствуешь? Не поедешь на сей раз? Что ж, дело твое.

Рандлевский покинул друга, который простился с ним без особого сожаления. Подозрения Леонтия, странные, необъяснимые, жгли сердце Нелидова. И чем больше он об этом думал, тем больше он убеждался в том, что благодаря своему творчеству обрел страшное свойство притягивать смерть.

Глава тринадцатая

Время шло, и мало-помалу Нелидов вернулся к рукописям, но теперь он со страхом смотрел на свои страницы, с каждым мигом все больше и больше укрепляясь в своих подозрениях. Но чем больше его ужасало собственное творчество, тем больше хотелось творить. Иногда его вдруг охватывало чувство необъяснимого восторга от того, что ему доступно мистическое могущество. Когда он думал об этом, голова шла кругом. Правда, такие мгновения были редки, Феликс сам себя корил и справедливо полагал, что от подобных мыслей и до безумия недалеко.

Страшноватые сказки, сочиненные Нелидовым, становились раз от разу еще ужаснее. Он риск-нул отнести их в немецкое издательство и почти сразу же получил положительный отзыв и гонорар. Что ж, люди желают ужасов, они хотят, чтобы их внутренний замутненный мир, их потаенные желания, их неосознанные страхи, рожденные в детстве, – чтобы все это обрело реальность на страницах его произведений и освободило читателя от черноты души. И Феликс работал не покладая рук. Тем временем из Петербурга приходили хорошие вести. Рандлевскому удалось создать театр, и он назвал его «Белая ротонда». Пьесу Нелидова репетируют и начнут ею сезон. Леонтий настоятельно звал друга на премьеру. Но не мольбы товарища заставили Феликса наконец принять решение вернуться домой. Пришло письмо от дяди. Как всегда, оно было полно своеобразного юмора и самоиронии, но повод оказался не очень подходящий. Дядя решил, что жизненный путь его близится к концу, и просил племянника вернуться.

Нелидов вернулся в Петербург именно тогда, когда там лучше вообще не находиться. Ноябрь – месяц, который если переживешь в Петербурге, так потом и вовсе жизнь не страшна. Серое, как мышь, небо висит прямо на носу. Солнце в это время напрочь забывает дорогу в этот сумрачный город. Мелкий омерзительный дождь, перемешанный со снегом, пронизывающий ветер и лютая тоска, доводящая до умопомрачения. Нелидов, отвыкший от родного города, решил для себя, что подобное состояние природы очень даже соответствует состоянию его души, и погрузился в работу над новой пьесой.

Появление автора вызвало живейший интерес у актеров. Ужасно любопытно было посмотреть на человека, который сочиняет такие странные вещи. Актеры гадали, каков он: угрюмый и печальный, желчный и злой? Да нет же, вот увидите, он полный и веселый человек, любитель женщин и хорошей еды. Ах нет, вы не знаете людей, вот увидите, это прагматик, который считает каждую копейку и чутко следит за тиражами и популярностью!

Правы оказались те, кто справедливо желал видеть в авторе продолжение его героев. От прежнего Нелидова не осталось ничего. Товарищи юности и вовсе бы его не признали. Радостный и жизнелюбивый юноша уступил место мрачному и меланхоличному молодому человеку с тусклым взором и согнутыми плечами. Даже дядя, которого хвори скрутили в бараний рог, и тот выглядел веселей.

– Да, братец, здорово тебя судьба отдубасила! – качал он головой. – Что ж, теперь ясно одно. Либо жениться в третий раз, либо не жениться вовсе!

Феликс стал сторониться женщин. Не дай бог, опять роман, чувства, и каков конец? Но именно его одиночество, печальные глаза и скорбная складка у рта вызывали у дам особенный интерес. Да он просто душка, эдакий лорд Байрон, Чайльд-Гарольд. Они вились вокруг, порхали, как бабочки, да все бесполезно.

Прима театра Саломея Берг потеряла голову в первый же миг, как только увидела литератора.

– Послушайте, Нелидов, – она высунулась из своей гримерной и поманила Феликса. Тот нехотя подчинился. – Послушайте, Феликс, вы гений! Вы талант! Я обожаю ваши пьесы! Я обожаю вас!

Актриса широко раскрыла длинные худые руки, покрытые цветастой шалью, и махала ими, точно архангел Гавриил.

– Благодарю вас, Саломея! – Феликс сдержанно улыбнулся. – Я ценю ваши комплименты.