Людмила Сурская - Проклятая война Страница 19

Землянку для штаба не рыл. А штаб всё-таки был. Он работал под огнём, находясь там, где создавалось угроза. Я перебивался небом и машиной. На худой конец есть палатка. Сегодня расстелил плащ-палатку и кинул под голову ватник. Ночью в лесу тишина. Солдаты вокруг молчат. Возможно, они дремлют. Наверное, всё же нет, просто каждый думает о своём… Болтается на суку луна и поёт соловей. Тёплая полутьма пахнет слежалой хвоей, смолой и примятой травой. Смертельно устал. Всё время на ногах. Решил воспользоваться передышкой и отдохнуть, но сон опять убежал. "Боже мой, Люлю. Помнишь, как в Забайкалье, гуляли с тобой по тайге. Ты собирала ягоды. А я устроился в ветках вывернутой ветром сосны и наблюдал. Так же терпкий запах хвои щекотал ноздри. Красный сок тёк по твоей маленькой ладошке. Ты усердно трясла её, пытаясь смахнуть капли. А потом, отчаявшись, лизнула: раз, другой… Розовенький язычок прошёлся по ладошке, с меня враз свалилось благодушие, и я рванул к тебе. Как сладко пахли ягодой твои губы… Милая, нежная, единственная. Я скучаю. Все мои мысли несутся в объятия твоей безгрешной души". Непроизвольный стон, вырвался из груди. Адъютант приподнял голову, посмотрел на меня. Наверное, подумал, что во сне. Я осторожно достал из кармана платок, приложил к лицу. "Люлисик, милый мой, где ты…" Над головой плывёт чёрная армада самолётов. Опять на Москву. Сволочи, испортили такие воспоминания. И соловья спугнули, а так пел, как будто не было и войны. Нет, сна не будет. Полежал немного, ноги вроде бы отдохнули. Поднялся. Снял гимнастёрку и, оставшись в нательной рубахе, пошёл умываться. Рядом ручей. Вода в нём вкуснющая и холодная, аж леденит зубы. Я пью её и вспоминаю наш с тобой родник. "Помнишь?…" Мы бредём по тайге. Рядом Байкал. Прозрачный ключ, весёлой тоненькой струйкой, выбивался из-под глыбы нависшей зонтом над ним. Бежит себе журча по камням. Вода в нём кипенно белая, холодная. Люлю набирает воды в пригоршню, пьёт маленькими глотками, а потом поит меня. Она студит зубы. Я целую её пальчики, слизываю струйку с подбородка… "Ох, Юлия, как мне тяжело без тебя". У ручья я долго умываюсь. Поливая холодной водой пытаюсь остудить горячую от видений свою коротко остриженную голову. Хорошо бы снять рубаху и полить на спину и грудь… Тогда ощущение её рядом продлилось бы дольше. Но разве можно помечтать, опять бегут, должно быть, на связь… Вот жизнь: не разлежишься, не нырнёшь в воспоминания.

Россия видела много охотников желающих подстрелить и слопать её. Истекала кровью и хлебала лиха под самую завязку. Только не убивало её это, а с каждым испытанием поднимало и возвышало. Жребий видно такой. Выстоим и выйдем ещё сильнее, чем до войны и сейчас. Смоляне не пустили в город орды Батыя. Выдержали осаду поляков и не покорились литовцам. Устояли и под напором шведского короля Карла. Смоленщина и в этот кровавый час приготовилась начать жуткую битву. Я не раз мыслями возвращался в 1812 год, когда здесь же велось сражение с наполеоновскими войсками. Ситуация повторяется, только сейчас Москву сдавать нельзя. Наполеон тогда скрытно повернул свои силы на юг, намереваясь не только захватить Смоленск, но и выйти в тыл русским войскам. Врагу в тот раз перекрыла путь дивизия генерала Неверовского. Послав донесение в штаб о переправе наполеоновских войск через Днепр, он выбрал удобную позицию и дал бой конницы французов. Целые сутки сражалась дивизия, давая возможность двум русским армиям подойти к Смоленску. И вот всё повторяется, только обстановка складывается сложнее в сто раз. Враг пытается взять в кольцо наши войска, обороняющиеся в районе Смоленска. Железная дорога из-за разбитых мостов не работала. Придётся думать и принимать меры. На пути их колонн поставлю противотанковые и гаубичные полки. Пехоте в самый раз окопаться. Хорошо шагавшие немцы нарвались на сокрушительный огонь. С гитлеровцев враз слетело благодушие. Теперь они воевали не только днём, но и ночью. Это вам не Европа с воздушными шариками, а Россия с вилами. Они пёрли на нас танками, наша задача сейчас была- их как можно больше выбить. Применили даже тактику "кочующих" батарей. Они перехватывали танки и расстреливали в упор. Очень помогали сапёры. Отслеживали передвижение и зайдя вперёд минировали его.

Враг к застрявшей у них в зубах группировке стягивал всё новые и новые войска. Нещадно бомбила авиация. Наши бойцы не выдержали. Сначала побежали одиночки. Потом, сорвались группы. Поняв, что нас ждёт беспорядочное отступление, я решил стоять в полной генеральской форме на виду у отступающих бойцов. Какую-то минуту перед глазами промелькнуло твоё Люлю лицо. "Юлия, милая не смотри так на меня. Я заговорённый твоей любовью. Со мной точно ничего не случиться, пока ты любишь меня. Прости, солнышко, но только этим можно спасти положение". Я быстро написал короткую записку: "Милая, Люлю! Если вдруг нам не суждено встретиться, знайте: я люблю вас, всем окровавленным от бессилия сердцем, целую и обнимаю. Ваш Костя". Засунул в планшет. Убьют, записку непременно найдут. Но, я не ошибся. Наше стояние на виду и во весь рост, оказало магическое действие. Прошла минута, две, как томительно движется время. И я услышал голоса бойцов: Стой! Куда бежишь? Назад!… Видишь — генералы стоят. Думаю, что дальше отходить нам некуда. Значит, именно здесь должно совершиться чудо. Мы сдержим эту механизированную лавину, отбросим и погоним назад, по разорённым дорогам, как Кутузов.

Я знаю, меня за это помордуют. Но не перестану считать, что место командующего там, откуда ему удобнее управлять войском. Где он должен быть в интересах дела и боя. Я по-прежнему со своим штабом держусь ближе к фронту. Немецкие лётчики озверев гоняются за нашими штабными машинами ни жалея, ни пуль, ни бомб. Но мне пока везёт. Торопились, гнали по ночной Вязьме и впоролись в немецкий танк. Отличная мишень. Дуло нацелено прямо нам в лоб. Теперь всё зависело лишь от того, кто первый из нас сделает движение. Хорошо водитель в последнюю минуту рванул машину в ближайший переулок. Мы ушли. Везение высший пилотаж. Это платочек Люлю охраняет. Её любовь, облачив меня в панцирь везения, бережёт. Сегодня придётся ехать в Москву, вызывают. Зайду, узнаю насчёт семьи и сделаю ещё один запрос. Поиски всё-таки принесли успехи. Уже знаю, что поезд, на который они сели, добрался до Москвы и его развернули на Казахстан. Но на этом следы опять теряются. Мне сказали, что их бомбили. Много погибших. Есть раненые и отставшие. От этой информации тревоги прибавилось. Но я отбрасываю её и надеюсь на лучшее. Твёрдо для себя решаю: "Никакой беды с вами не может случиться". Так легче, но всё равно тяжело. Скучаю безумно. Сейчас пристроюсь к столу и напишу моим милым девочкам, длинное предлинное письмо. Потом немного отдохну. "Дорогие, милые Люлю и Адуся! Пишу вам письмо за письмом, не будучи уверенным, получите ли вы его. Все меры принял к розыску вас. Неоднократно нападал на след, но, увы, вы опять исчезали. Сколько скитаний и невзгод перенесли вы! Я по-прежнему здоров и бодр. По вас скучаю и много о вас думаю. Часто вижу во сне. Верю, верю, что вас увижу, прижму к своей груди и крепко-крепко расцелую.