Элизабет Бикон - Граф-затворник Страница 19

Персефона Сиборн выезжала в свет уже три года, и с самого начала, как только ее заметил один из светских львов, стала признанным украшением общества. Повернись жизнь Алекса иначе, он, вероятно, оказался бы самолично этим хищником. Поухаживал бы за ней и получил бы эту загадочно-невинную душу, какой она была в восемнадцать лет. Хотя, возможно, все было бы по-другому. Он мог бы проявить самомнение и небрежно отнестись к этой редкой женщине, начал флиртовать с ней, предполагая, что ей известно: он всегда был и будет легкомыслен и несерьезен. И в итоге ее бросил бы, возбудив к себе интерес и поправ все мечты о настоящей любви и прочном браке «а-ля Сиборны». Все ее родные вступали в немодные союзы, основанные на прочной любви и душевной близости, к чему он сам никогда не стремился. Хотя три года назад, когда все было совсем иначе, он еще думал, что однажды может жениться. Только после пресыщения беззаботной жизнью Алекса Фортина, щеголеватого джентльмена и светского льва в красивом обличье.

Теперь же он очень сомневался в возможности отыскать хоть одну благовоспитанную леди, которая будет смотреть на него без ужасного вздрагивания. И то, чего он тогда не желал, внезапно показалось ему невероятно привлекательным. Персефона, казалось, не замечала его уродства. Она лишь удивлялась его стеснительности, словно юная девушка, беспрестанно сравнивающая себя с идеалом. Он покачал головой и хотел отделаться от мысли, что Персефона Сиборн идеально ему подходит: она способна смягчить его душу и привнести смысл и удовлетворение в его современную жизнь аскета. Это смехотворно. Нечего столько времени смотреть в ее загадочные глаза, запоминать идеальные формы и надеяться на притягательный зов женского тела, которое однажды будет отдано ее возлюбленному.

– Кто похитил вашего брата, тот и принес шляпу и кольцо с собой, – выдавил он, изгоняя желание подняться и поцеловать ее нежные губы, дабы узнать, поддастся ли она страсти или в порыве отвращения отпрянет. Хотя такую картину он едва ли вынес бы.

– Как вы узнали? – резко спросила она и нахмуренно посмотрела на него, склонившегося над сухими травинками.

– Судя по непримятой траве, он не тащил никакой тяжести, здесь не видно и следов борьбы. Это просто невозможно. Да и ваш брат, даже будучи занят своей дамой, наверняка бы заметил подстерегающего его человека. Нет, на него напали где-то в другом месте. Похититель пришел сюда только для того, чтобы оставить вашей семье сообщение.

– Тогда ему пришлось где-то оставить Маркуса, а самому отправиться сюда, – подумала вслух Персефона. – Значит, либо он оставил моего брата связанным и с кляпом во рту, либо у него есть сообщник.

– Вы знаете своих соседей намного лучше меня. Есть ли здесь люди, готовые помогать злодею в похищении вашего брата ради нанесения вреда вашей семье?

– У всех могущественных семей есть враги, но не думаю, что кто-то из наших посмел бы ввязаться в подобное дело, – признала Персефона, в мыслях перебирая тех, кто мог затаить обиду на Сиборнов.

– Враги и в лучшие времена бывают непредсказуемы. Напрягите воображение. Кто в округе был бы рад навредить вам и вашей семье?

– Около года назад Джек выгнал сторожа, который расставлял силки в наших угодьях. Тот через несколько месяцев все равно попался с поличным, и магистрат поставил его перед выбором: тюрьма или армия. Вероятно, сейчас его больше волнует собственная шкура, чем месть нам.

– У него есть семья?

– Да, и она очень стыдится своей «паршивой овцы». Не надо на меня так смотреть. Родные даже просили отослать их в какое-нибудь другое наше поместье, чтобы он не смог их найти, если вдруг сбежит и вернется домой. Он – негодяй с очень жестоким нравом. Когда его увезли, родные наконец осмелились раскрыть рот, и выяснилось: он избивал свою жену и запугивал детей. Уверяю вас, никто, кроме самого Белфорда, не таит зла на Джека за то, что он вышвырнул этого подлеца из Эшбертона.

– Джек не святой… вы уверены, что здесь нет таких, кто с удовольствием бы посмотрел на его падение?

– Предполагаете, Джек мог развлекаться с дочерьми местных фермеров?

– А вы убеждены, что нет? – парировал граф, он не хотел, чтобы ее сомнения помешали ему напасть на след Маркуса или Рича и Аннабель.

– Поскольку речь идет о Джеке, то, конечно, нет. Да, какое-то время он вел весьма распутную жизнь. Но после смерти родителей он на собственном опыте узнал, с какой фальшью и подхалимством льнут люди к состоятельному молодому герцогу, имеющему большие владения. Но он никогда не опорочил бы себя связью с невинной девушкой. Попробуйте, найдите хоть одну его даму, которая не считала бы его щедрым любовником и не сожалела о его уходе!

– Согласен, – с некоторым раздумьем произнес граф и чуть не рассмеялся от испуга на ее красивом личике. – Последние месяцы я использовал любую возможность для обнаружения хоть какого-то следа. Иногда мне даже кажется: я знаю Рича и Джека лучше себя самого. Несмотря на свою репутацию ловеласа, Джек никогда не оставлял своих любовниц внакладе и определенно не намеревался заводить кого-то после женитьбы. Я столько наслушался от прекрасного пола приторно-печальных вздохов, сколько не способен произвести целый полк.

– Джек – прелесть, – ласково улыбнулась Персефона словам о своем кузене.

Алекс подумал: «А обо мне она никогда не отзывалась с такой легкой нежностью». Он испытал укол какого-то неприятного чувства, но едва ли можно его назвать ревностью.

– Не думаю, что Джек поблагодарил бы меня, если бы я с этим согласился, – с кривой улыбкой произнес он и услышал, как она усмехнулась, явно представив реакцию Джека на эпитет «прелесть» от своего циничного друга.

Как же она опасна с этими своими смеющимися глазами и нежной улыбкой, поднимающей уголки ее роскошных губ. Надо быть осторожным, иначе протянувшаяся между ними странная ниточка близости легко может перерасти в тоску и разочарование. Алекс заставил себя отвести глаза от чарующего зрелища – мисс Персефоны Сиборн со всей ею неосознанной привлекательностью.

Даже будь он полноправным участником брачного рынка, столь яркая красавица все равно была бы не для него. Разве что лет через десять, когда он сможет восстановить свои поместья и состояние, ему будет уже почти сорок лет. Но внутренний голос ему подсказывал: даже и тогда вряд ли можно на что-то рассчитывать. В жизни ему едва ли удастся найти молодую леди, способную родить детей, только если той достанет мужества стать его женой ради титула и положения. Алекс покачал головой. Он сомневался в появлении в его жизни женщины, которая из всех кандидатов в мужья выберет такое чудовище с изуродованным шрамами лицом и с зачерствевшим сердцем. Он чувствовал себя слишком усталым и старым для такой отчаянной леди и осознавал: шрамы скорее превращают его в объект нездорового интереса, нежели в желанную партию.