Кэндис Кэмп - Невеста джентльмена Страница 19

– Привет, Стьюксбери, – отозвался сэр Ройс. – Ради Бога, позволь представить тебе мисс Баскомб и ее сестер, мисс Роуз, мисс Лили и мисс Камелию.

– Добро пожаловать в мой дом, – поклонился граф и снова вопросительно взглянул на сводного брата.

– Все они из Соединенных Штатов.

– В самом деле? Что ж, вы проделали долгий путь. – В тоне Оливера явно присутствовало больше вежливости, чем любопытства. – И из какой части страны вы прибыли?

– Из Пенсильвании, совсем недавно, – ответила Мэри, продолжая разглядывать графа в надежде обнаружить хоть какое-нибудь фамильное сходство. Темные волосы, как у Роуз и у нее самой? Негусто… Глаза? Подбородок? Она была вынуждена признаться, что ничего больше не обнаружила.

– Неужели? Несомненно, я знаю об Америке намного меньше, чем следовало бы.

Мэри понимала, что граф сейчас должен думать о другом, а именно – какого черта их сюда занесло, и судорожно выискивала наиболее вежливый и простой ответ на этот счет.

Однако Ройс взял инициативу в свои руки.

– Они приехали из Штатов, чтобы специально встретиться с тобой, – сказал он Оливеру. – Сдается мне, что это твои двоюродные сестры.

Эту новость граф перенес с восхитительным апломбом: он только моргнул, и на этом вся экспрессия, выражающая удивление, подошла к концу.

– Да, конечно, я вижу. Вдвойне рад нашему знакомству. И вы связаны с нами через… э-э-э?…

Набравшись мужества, Мэри поднялась и выступила вперед.

– Моим дедом был Реджинальд, лорд Стьюксбери.

Лицо джентльмена продолжало сохранять полную неподвижность, он лишь перевел взгляд на Ройса, сверкнув при этом глазами:

– Это ты инициатор этого розыгрыша?

– Понимаю, что тебе хотелось бы так обо мне думать. – Тон ответа Ройса был совершенно беззаботен, но в самой его глубине чувствовалась закаленная сталь. Он смахнул с рукава сюртука едва различимую пушинку. – Но тебе не кажется, что шуткам подобного рода больше подвержен Фиц, чем я? В любом случае уверяю, что я не имею к этому никакого отношения.

– За исключением того, что привел их познакомиться со мной?

– Я повстречал этих леди совершенно случайно, – пожал плечами Ройс, – и воспользовался удобным случаем оказать помощь, когда сестры рассказали мне, кто они. Я был уверен, что ты первым пожелал бы встретиться с ними.

Оливер снова посмотрел на Мэри. Находясь под властным взором холодных глаз, она изменила мнение, сложившееся о графе в первые минуты знакомства, – он действительно мог внушать страх.

– Боюсь, что никогда не слышал ни о каких американских кузинах. – В тишине, повисшей в комнате, его слова падали, как маленькие жесткие камешки.

Понимая, что не должна позволить этому мужчине себя запугать, Мэри расправила плечи.

– Вы мне, конечно, не верите. Собственно, другого я и не ожидала. Возможно, ваш дед никогда не упоминал о своей дочери Флоре, которая вышла замуж за любимого человека против воли отца. – Глаза Стьюксбери стали чуточку шире, и Мэри поняла, что последние слова достигли цели. – Она вышла замуж за некого Майлса Баскомба и уехала с ним в Штаты, а мы – ее родные дочери. Я целиком понимаю ваши подозрения, поэтому принесла с собой доказательства.

Положив сверток на небольшой столик, стоящий напротив софы, она вынула из него несколько бумаг и протянула графу. С явной неохотой взяв документы, Оливер принялся их изучать.

– Это свидетельство о браке моих родителей. Здесь же свидетельства о рождении каждой из нас с указанием имен отца и матери, за исключением свидетельства Камелии. К несчастью, здание суда, где находился этот документ, сгорело дотла. Тем не менее мы можем официально под присягой засвидетельствовать факт того, что она – наша родная сестра.

Просмотрев все документы, граф протянул их сводному брату.

– Ну и?… – красноречиво приподнял бровь Ройс.

– У деда была дочь по имени Флора, – пожал плечами Оливер. – Между ними произошла жестокая размолвка из-за ее замужества. С тех пор как она покинула стены этого дома, он ничего о ней не слышал.

– Он как-то говорил мне, что у него была дочь, с которой он разругался, но никогда не упоминал ее имени, – согласно кивнул Ройс.

– Где сейчас ваши родители? – повернулся Оливер к Мэри. – Почему они не сопроводили вас?

– Их уже нет. – Мэри видела, что эти слова нисколько не смягчили чувств графа. – Отец умер несколько лет назад. Мать отправилась следом совсем недавно, счет можно вести на недели.

– А почему же ваша мать не вернулась раньше?

– Старый граф сказал тогда Флоре, что отлучает ее от семьи, хотя я полагаю, что она питала малую толику надежды на возвращение. Так или иначе, она дала клятву, что больше никогда не станет разговаривать с отцом. – Мэри не могла удержаться от едва заметной кривой усмешки. – Моя мать была очень упряма.

– Я понимаю.

– Она никогда бы не завещала нам ехать сюда, если бы знала, что у нас есть хоть какой-нибудь выбор. До того времени пока Флора не поняла, что обречена, она даже не рассказывала нам о ссоре с графом. Именно осознание неминуемой смерти побудило ее к тому, чтобы отправить нас искать помощи.

Оливер изучающе посмотрел на Мэри и снова принялся перебирать документы.

– Это что? – спросил он и, выхватив из пачки один из них, протянул старшей сестре.

Мэри взяла бумагу и быстро пробежала глазами, немного покраснев.

– Ничего важного. По крайней мере по отношению к этому делу. Она касается фермы в Пенсильвании, которая принадлежала моему отцу.

– А это? – В руках графа оказалось письмо Флоры, все еще запечатанное немного подтаявшей сургучной печатью.

Мэри, потянувшись было за письмом, отдернула руку. Она подумала, что, возможно, стоило бы сразу убрать его из пачки бумаг, как только ей стало известно, что отца Флоры нет в живых.

– Моя мать написала это письмо своему отцу. Полагаю, в нем что-то очень личное, предназначенное только для него.

Сама мысль, что эти строки, полные слез, сожаления и униженных просьб взять на попечение ее детей, будут прочитаны суровым графом, казалась ей ненавистной. Они противоречили самому характеру Флоры, поскольку просить помощи, а тем более у отца, было не в ее правилах. Лишь только беспредельная любовь и страх за будущее собственных детей заставили ее забыть о гордости. Худшее заключалось в том, что эти слова боли, скорби и отчаяния прочитает хладнокровный незнакомец.