Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Отражение звезды Страница 19

Айдына уткнулась лицом в подушку и глухо застонала, замычала, как раненая оленуха. Утром она сядет в седло воина. Исполнится давняя мечта! Но почему ж эта давняя мечта сбывается через великое горе, боль утрат и потерю любви? Завтра она даст обет провести свою жизнь в седле, охраняя свой улус, защищая свой народ…

Но сейчас ей ничто не мешало прощаться с любовью. Той любовью, которая проснулась в ней прежде, чем она поняла, что такое любовь. Той любовью, что опутала ее чарами, вытеснив ненависть и подозрения. Там, в остроге, она чувствовала присутствие Мирона даже за толстыми стенами, а его взгляд преследовал днем и ночью…

Ведь поначалу она ненавидела и его, и Олену, и Захарку, и Фролку – всех, кто почти все время был рядом: кормил, поил, развлекал, что-то говорил, больше непонятно, но ласково, менял повязки, промывал рану отварами…

Она терпела, смирившись с тем, что слаба, и только закрывала глаза, чтобы не выдать свою ненависть. Едва подняв голову от подушки и оглядевшись по сторонам, она готова была порвать зубами любого орыса. Верила, что воины Мирона убили отца и его дружинников. Но прошло время, и она поняла, что орысы здесь ни при чем.

Многие слова из речи орысов она узнала еще от Фролки и Никишки – бывших пленников ее отца. Быстро схватывала чужой язык Айдына. Другое дело, что не всегда показывала, как хорошо владеет им. Она слушала, сопоставляла, сравнивала, а после увидела у Мирона нож, который орысы нашли в теле ее отца, и все поняла. Страшным оказалось то откровение. Но во сто крат усилило ее желание вернуться в родной улус. Только из острога не спешили отпускать. Может, боялись за ее жизнь или что-то другое мешало?

Она снова закрыла глаза, надеясь увидеть Мирона, но увидела другой сон – страшный…

Над ее головой ярко сияли звезды. В воздухе висел тяжелый, раздиравший ноздри запах крови. Рядом возвышалось родовое знамя, воткнутое древком в раскисшую землю: на тяжело обвисшем зеленом полотнище – головы семи белых волков, хранителей Чаадара.

Она лежала на грязной мокрой кошме, а к ее шее приник Киркей… Увидев, что Айдына очнулась, оторвался от нее и, сплюнув наземь багровую слюну, пробормотал с угрюмым видом:

– Тебя стрелой ранило. Если б кровь сгустилась в комок, его по жиле могло бы унести в голову или в сердце. Это верная смерть, поэтому я отсасывал комки твоей крови, пока рана не закрылась.

Айдына оттолкнула его. Попыталась встать – и упала навзничь. А прямо над головой вновь затеяли свой хоровод огненнокрылые хыс-хылых. Кто-то подхватил ее на руки и понес. Точно не Киркей. Она видела лишь пластины железной кирасы перед глазами и точечные заклепки на них. Поднять голову не хватало сил. А Киркей остался позади. Он стоял по колено в сухой траве, с бурой коркой на лице, сжимая в одной руке обломок меча, а в другой – островерхий шлем. Конский хвост на шишаке слипся то ли от крови, то ли от грязи. И становился все меньше-меньше. А перед ней в мертвенном свете луны открывалась степь – рыжая бескрайняя степь, усеянная телами воинов. По ней бродили кони, бряцая удилами, выли псы, одуревшие от запаха крови. А огромный ворон, сидевший на древнем камне, вытягивал голову, оглушительно каркал и разводил крылья – созывал жадную до мертвечины черную братию на страшное пиршество…

– Вставай, Айдына! – раздался над ухом голос Ончас. – Время пришло! Собирайся!

На вытянутых руках она держала одежду воина: шаровары, рубаху, сапоги из толстой кожи, а еще боевой пояс с серебряными бляхами – тамгами Чаадарского улуса и наконечниками стрел. За спиной Ончас – два матыра с доспехами: халат, прошитый конским волосом и подбитый железными полосками, шлем с кольчужной бармицей, железные наручи и наколенники. Тяжелы доспехи, не для хрупких женских плеч, но Айдына надела их безропотно, удивившись, как ладно они скроены – не малы, но и не велики.

В юрту вошел Киркей, окинул ее хмурым взглядом, сказал:

– Элчи у коновязи!

– Выходи, Айдына! – строго сказала Ончас. – Народ Чаадара ждет!

Огромную поляну перед юртой заполняли люди. В первых рядах – важные чайзаны в богатых кафтанах; матыры и хозончи[9] верхом, в боевом облачении, с пиками и топорами; пешие и конные лучники с саадаками, полными стрел; кыштымские башлыки в лисьих и барсучьих шапках. А за ними – женщины, старики, дети…

При появлении княжны тихий ропот волной промчался над поляной. Киркей подставил колено, и она поднялась в седло. Киркей снял поводья с коновязи. Айдына крепко натянула их. Элчи всхрапнула и вскинулась на дыбы. Глаза ее бешено сверкнули.

Сейчас понесет! У Киркея сжалось сердце. Он успел познать дикий нрав Элчи, взнуздывая ее, надевая седло, затягивая подпруги… Кусалась, лягалась Элчи, яростно ржала и вырывалась с такой силой, что едва втроем справились. А тут хрупкая девчонка в неуклюжих тяжелых доспехах. Сбросит ее Элчи, непременно сбросит! На глазах всего улуса! То-то позор будет!

На мгновение Киркей закрыл глаза, представив жалкое зрелище. И проворонил, когда Айдына стиснула бока кобылицы шпорами и что-то быстро сказала ей. Никто из стоявших рядом не разобрал, что именно, но Элчи перестала косить глазом и всхрапывать. Лишь нетерпеливо перебирала ногами, словно готовилась к быстрой скачке. Айдына наклонилась, похлопала ее по щеке и направила лошадь к поляне. Вновь загомонили ее соплеменники. На этот раз – одобрительно.

– Я здесь, – крикнула Айдына, натягивая поводья.

Элчи замерла как вкопанная.

– Я – здесь! – повторила Айдына. – Дочь Теркен-бега и ваша княжна! Что скажете, люди?

– Тэ-э-эр[10]! – прижали руки к груди мудрые чайзаны и склонили головы.

– Тэ-э-эр! – вздернули вверх свои пики матыры и боевые луки – лучники.

Тогда на середину круга вышел алгысчил – седой Чылбазын-моке. Встав на колени, протянул ей обе руки ладонями вверх. На них – обоюдоострый меч. И когда Айдына приняла его, сказал:

– Две луны подряд не пускала нас родовая гора, не позволяла нам выбрать вождя. А вчера в ночь Хызыл Толы – красного полнолуния – тучи отступили. Верховный Творец принял наши дары и ниспослал нам видение женщины в мужских доспехах. Мы не смеем перечить Небу. Хан-Тигир выбрал тебя! Народ Чаадара выбрал тебя, Айдына! Ты получила железное оружие и доспехи как дар от царя Нижнего мира Эрлик-хана. Но пусть сердце твое и тело останутся человеческими. Будь воином, но не палачом.

– Клянусь я Солнцем и Луной! – гордо вскинула голову Айдына.

В ответ на ее клятву гаркнула в тысячу глоток поляна:

– Тэ-э-эр!

И кони загарцевали под всадниками.

А следом грозно, казалось, со всех сторон загудели, зарокотали тюры[11]. На поляне взметнулось пламя девяти костров – ровно по числу родов Чаадарского улуса. К ним побежали крепкие воины в мохнатых шапках, в коротких тягеляях и куяках, потащили белых, с черными головами баранов, повели светлого, с темной гривой коня, украшенного красными, белыми, синими лентами.