Кэтлин Уинзор - Навеки твоя Эмбер. Том 1 Страница 19

— О, дайте-ка мне надеть это!

Мадам Дарнье ужаснулась:

— Ни в коем случае, мадам! Сначала надо сделать лицо!

— Ну, конечно! Сначала — лицо! — как эхо повторил месье Бодлер.

Они вернулись к столику — все четверо. Мадам Дарнье развернула большой лоскут красного бархата и разложила его содержимое: флаконы и флакончики, баночки и бутылочки, маленькие китайские коробочки, кроличьи лапки, щеточки для бровей, тонкие книжечки красной испанской бумаги, карандаши и мушки. Эмбер оставалось только тихо повизгивать, когда ей начинали выщипывать брови, но потом она молча терпела в состоянии полного восторга от своего преображения. За полчаса работы, споря, болтая, переругиваясь, они превратили ее в утонченное, сверкающее искусственное существо — светскую даму, во всяком случае — внешне.

Теперь она подготовилась для облачения в платье, то есть к главному предприятию, ибо нельзя допустить ни малейшей морщинки, как ни одного неверно лежащего волоска в прическе, ни лишнего мазка помады и пудры. Все трое тщательно осмотрели ее лицо, при этом мадам Дарнье попеременно то прищелкивала языком, то ругалась, то визгливо кричала на девушку-помощницу и месье Бодлера. Наконец они надели на нее платье. Мадам подтянула декольте вниз так, что обнажились плечи, вложила ей в руку веер и приказала медленно пройтись по комнате, а потом повернуться лицом к ней.

— Боже мой! — воскликнула она удовлетворенно. — Да вы же вылитая мадам Пальмер!

— А кто это — мадам Пальмер? — поинтересовалась Эмбер, оглядывая себя в зеркало.

— Любовница его величества, — мадам Дарнье прошуршала через комнату к Эмбер поправить складку, подтянуть рукав на четверть дюйма и разгладить крошечную морщинку на корсаже. — Во всяком случае, сегодня, — нахмурившись, пробормотала она, целиком поглощенная своими манипуляциями. — На следующей неделе… — и она пожала плечами, — возможно, другая.

Эмбер была польщена комплиментом; но теперь, когда она, наконец, была совсем готова, ей хотелось выйти на люди. Она ощущала себя новенькой и скрипучей, как конфетная обертка, но внутри она чувствовала нервную дрожь, и руки стали влажными: «А вдруг я не понравлюсь ему такая! — Ей стало страшно до тошноты. — Ну почему же он не идет!»

Она услышала звук открываемой двери и его голос:

— Эмбер! Можно войти?

— О! — она прижала руку к губам. — Он здесь! Быстро! Быстро!

Эмбер выпроводила всех из комнаты, и они в мгновение ока исчезли вместе со своими коробками, флаконами и гребенками. Кланяясь и почтительно приседая, они не могли удержаться от искушения бросить взгляд из-за плеча, любопытствуя, как он отреагирует. Эмбер стояла посреди комнаты — губы приоткрыты, она едва дышала, глаза горели от возбуждения и ожидания. Брюс, улыбаясь вошел, потом внезапно остановился и замер от удивления.

— Боже праведный! — тихо произнес он. — Как же ты прекрасна!

У Эмбер сразу отлегло от сердца.

— О… я нравлюсь тебя такая?

Он медленно подошел ближе, взял ее за руку и чуть повернул. Эмбер глядела на него через плечо, не желая упустить ни малейшего признака удовольствия на его лице.

— Ты — воплощенная мечта любого мужчины.

Потом он взял в руки ее накидку.

— Ну, куда же мы пойдем?

Она точно знала, чего ей хотелось, и жаждала этого:

— Я хочу пойти в театр. Он усмехнулся:

— Значит, театр. Но надо поспешить. Уже почти четыре.

Они приехали в старый Ред Булл Плейхауз на Сент-Джон-стрит после половины пятого, когда спектакль шел уже больше часа. В зале было жарко и душно, стоял запах пота и немытых тел, а также резкий аромат духов. Шум разговоров и возня ни на минуту не стихали, и множество голов с любопытством повернулось, когда Эмбер и Брюс проходили на свои места в ложу. Даже актеры на сцене замолкли на мгновение и внимательно осмотрели их.

Общая атмосфера, царившая в театре, опьяняла Эмбер, она старалась оглядеть все сразу, у нее закружилась голова от шума, запахов, суетни, от странно возбуждающей обстановки. Она видела, что настал час ее триумфа, она не понимала, что публика с одинаковым вниманием разглядывала любую хорошенькую опоздавшую даму. Всякое новое явление, которое вносило разнообразие, развлекало как актеров, так и зрителей, ибо ни те, ни другие к спектаклю серьезно не относились.

Все скамьи партера были переполнены: почти триста молодых людей беспрестанно шумели, вертелись. Среди них встречались и женщины — хорошо одетые и слишком ярко накрашенные. Когда Эмбер спросила Брюса, кто они такие, он ответил — проститутки. В Мэригрине проституток не было, а если бы и появились, на них надели бы колодки и забросали грязью — любой добропорядочный мужчина или женщина. Поэтому ей показалось странным, что молодые мужчины относятся к ним уважительно, открыто разговаривают с ними, а иногда даже целуют и обнимают. Эти дамы тоже чувствовали себя непринужденно: они смеялись, громко болтали, выглядели счастливыми и уверенными в себе.

Напротив сцены выстроились полдюжины девушек с корзинками в руках. Они расхваливали свой товар — апельсины, лимоны и конфеты, которые продавали по чрезвычайно высоким ценам.

Над партером, но близко к сцене, располагался балкон, разделенный на ложи. Там рядом со своими мужьями и любовниками сидели благородные дамы, разодетые в платья, расшитые драгоценностями. Выше располагался еще один балкон, заполненный женщинами и грубоватыми, шумными молодыми людьми. Галерку занимали мелкие торговцы: они стучали в такт музыки дубинками, громко ругались, если им не нравилось, а возмущение выражали пронзительным свистом.

Зрительный зал заполняли в основном аристократы, если не считать немногочисленных приказчиков и куртизанок. Дамы и господа приходили в театр, что называется, людей посмотреть и себя показать, а также пофлиртовать. А спектакль отодвигался на второе место.

Эмбер понравилось здесь все. Она ни в чем не разочаровалась. Именно этого она и ожидала, и даже больше. Возбужденная и счастливая, она сидела рядом с Брюсом очень прямо и смотрела по сторонам округлившимися и сияющими глазами. Так вот что такое большой мир! Она испытывала особое чувство от того, что на ней новое платье со смелым декольте, от изысканной прически, аромата духов, от непривычной, ласкающей кожу косметики, от мягкого шелковистого меха муфты под пальцами.

Потом она заглянула в соседнюю ложу и встретилась глазами с двумя женщинами, которые даже слегка наклонились, рассматривая ее. Их взгляды сразили Эмбер.

Красивые, богато одетые и сверкающие драгоценностями, они держались заносчиво и отчужденно, что, как уже поняла Эмбер, говорило об их благородном происхождении. Еще войдя в зал, Брюс поклонился и поговорил с ними, как разговаривал с другими мужчинами и женщинами, которые приветствовали его из партера, но теперь, когда они встретились взглядом с Эмбер, глаза их выражали презрение. Женщины обменялись улыбками, посплетничали, прикрывшись веерами, потом, возмущенно подняв брови, отвернулись.