Линда Ховард - Огненное прикосновение Страница 19

– Ладно, теперь ваша очередь.

Энни обернулась и увидела, что Рейф уже надел всю одежду, в том числе и ремень с револьвером. Грязная одежда грудой лежала на полу, и он выложил вторую чистую рубаху для нее.

Девушка уставилась на эту рубаху, затрудняясь в выборе.

– Чем заняться сначала, собой или одеждой?

– Одеждой, – ответил он. – Так будет больше времени, чтобы она просохла.

– А что я надену, пока буду стирать? – сухо спросила она. – Если я сейчас надену вашу рубаху, она намокнет.

Он пожал плечами.

– Что вы сделаете, зависит от того, насколько вам нужна чистая одежда.

Поняв, что он имел в виду, Энни схватила его одежду и кусок мыла, не ответив ему ни слова. Настроение у нее было не слишком радужным, когда она пошла к ручью и опустилась на колени на берегу. Рейф последовал за ней и устроился примерно в пяти ярдах от нее, держа ружье поперек колен. С мрачной решимостью она принялась за работу: вода была ледяной, и ее руки через несколько минут онемели от холода.

Энни отжала его рубаху и теперь терла брюки. Наконец она заговорила:

– Для змей слишком холодно. И для медведей тоже, мне кажется. От кого вы меня охраняете? От волков? От горных львов?

– Я видел медведей даже п такую раннюю весну, – ответил Маккей. – Здоровый волк не станет ради вас беспокоиться, а вот раненый – может. То же относится и к горным львам. Но если сюда забредет человек и наткнется на вас, вы будете в большей опасности.

Энни наклонилась и погрузила его брюки в ручей, наблюдая, как мыло вымывается из них бледным облачком.

– Не понимаю мужчин, – сказала она. – Не понимаю, почему многие из них так неразумно жестоки, почему они могут бить женщин, детей или животных, даже не задумываясь, но безумно обижаются, даже готовы убить, если их обвинят в нечестной игре в карты. Это не вопрос чести, это... я не знаю, что это. Наверное, тупость.

Рейф не ответил. Его беспокойные глаза продолжали осматривать окрестности. Энни пыталась отжать воду из тяжелой ткани, но ее руки застыли и стали неуклюжими. Он встал и взял у нее из рук брюки – его сильные руки без труда скрутили их, отжав воду. Встряхнув и расправив их на кустах, Маккей затем снова сел.

Энни намочила его белье и начала намыливать.

– Некоторые люди просто от природы плохие, – сказал Рейф. – Мужчины и женщины. Они рождаются злыми и умирают злыми. Другие вроде как сползают в зло понемно

гу. А иногда их подталкивают.

Голова Энни оставалась опущенной, внимание поглощено работой.

– А вы к каким относитесь?

Он подумал над вопросом, потом сказал:

– Не думаю, что это имеет значение.

Это, конечно, не имело для него значения. Его подтолкнули, но как это получилось, уже не имело значения. Он потерял все, во что верил и за что боролся, потерял семью; на его глазах причины, ради которых все это произошло, потеряли смысл и рассыпались в прах – преследователи гнались за ним через всю страну, и наконец причины перестали что-либо значить, осталась только реальность. Реальность же заключалась в том, что он постоянно был в движении, стараясь не оставлять следов; он никому не доверял и был готов убить любого, кто придет за ним. Кроме этого не существовало ничего.

Глава 5

Стирка ее собственной одежды была связана с такими трудностями, что Энни едва не бросила эту затею, несмотря на первоначальные твердые намерения. Повернувшись к Рейфу спиной, она села и сняла чулки, затем развязала тесемки нижней юбки и панталон. Когда Энни встала, оба предмета соскользнули с ног. Перешагнув через них, она не стала оглядываться на Рейфа, чтобы убедиться, видел ли он, – конечно же, он видел. Этот человек, будь он проклят, ничего не упускал. Щеки у нее горели, когда она снова опустилась на колени у ручья и начала стирать свое белье. В раздражении она подумала, что хорошо бы часть жара с ее лица переместилась "на руки. Как может вода быть такой холодной и не покрыться льдом?

Чтобы постирать сорочку и блузку, девушке пришлось вернуться в хижину и переодеться в его рубашку. Маккей остался снаружи, за что она была ему очень благодарна, однако все еще чувствовала себя несчастной оттого, что вся на виду: ставни на окнах были подняты, и холодный воздух овевал ее обнаженную грудь. Она рывком натянула рубаху через голову, торопясь изо всех сил, и с облегчением вздохнула, когда мягкая шерстяная ткань надежно укутала ее.

Рубаха оказалась настолько огромной, что Энни от неожиданности тихонько рассмеялась. Она застегнула все пуговицы, но ворот был так велик, что не закрывал ключицы. Подол свисал до колен, а рукава болтались на добрых шесть дюймов ниже кончиков пальцев. Она начала быстро подворачивать их и снова рассмеялась, так как закатанные по локоть рукава практически кончились, а на этом месте оказался плечевой шов.

– У вас нет запасного ремня? – крикнула Энни. – Здесь столько материи, что она мне будет мешать.

Рейф появился в дверном проеме, и девушка вздрогнула, осознав, что все это время он стоял, прислонившись к стене хижины совсем рядом. Он находился всего в нескольких футах, когда она была наполовину раздета. Подглядывал ли он? Она не хотела этого знать.

Рейф отрезал кусок веревки, и Энни обвязала ее вокруг своей тонкой талии, затем подхватила оставшуюся одежду и зашагала обратно к ручью, где и закончила стирку. Потом ей пришлось наносить воды в хижину для собственного купания и поставить ее греться. Она настолько выбилась из сил, что не знала, стоит ли этим заниматься, но вытерпеть еще день без мытья уже не могла.

Однако не могла вынести и купания с открытыми окнами и дверью, гадая, смотрит ли он. Кроме того, было слишком холодно, хотя Рейфа это, по-видимому, не беспокоило, когда он мылся. Энни закрыла окна и развела огонь, потом вызывающе посмотрела на него.

– Я не стану мыться с открытой дверью.

– Я не против.

Ее щеки снова покраснели.

– Ив вашем присутствии.

– Вы не доверяете мне, если я повернусь спиной?

От отчаяния ее карие глаза потемнели. Рейф протянул руку и взял девушку за подбородок, ощущая ее шелковистую кожу.

– Я ни к кому не поворачиваюсь спиной, – сказал он.

Она глотнула.

– Пожалуйста.

Он смотрел ей в глаза, а его большой палец легонько гладил нежное местечко под подбородком. Энни почувствовала, что начинает дрожать, потому что он стоял слишком близко и она ощущала жар и напряжение его большого тела. Ей хотелось зажмуриться, чтобы избавиться от его пронзительного взгляда, но замерла как завороженная. На таком близком расстоянии она увидела, что глаза у него серые, как зимний дождь, без малейшего смягчающего оттенка. Черные и белые точки на радужной оболочке придавали глазам хрустальную глубину. Как бы Энни ни вглядывалась, ей не удалось обнаружить и тени сострадания в этом ясном, холодном взоре.