Луиза Аллен - Замужем за незнакомцем Страница 2

София не стала ее разубеждать. Марк, не имея влиятельного покровителя, вряд ли найдет себе приход с жалованьем достаточным, чтобы содержать себя, мать и сестру, да еще расплатиться с долгами. У него, к сожалению, нет ни энергии, ни особенных способностей, чтобы найти хорошее место самостоятельно; все, на что он может рассчитывать, — место викария в каком-нибудь промышленном городке или в сельской глуши. Ей придется теперь позаботиться и об этом.

Стараясь не думать больше о неприятностях, она заставила себя сосредоточиться на письме. Оно было кратким, написано твердым мужским почерком. Уведомляя без объяснений о визите, Каллум Чаттертон адресовал письмо именно ей, а не маме, заметила она вдруг, и был уверен, что она сможет его принять сегодня.

София поспешно сгребла всю почту, чтобы мать не успела заметить возросшее количество счетов. Откуда же их столько берется? Ведь она делает все возможное, старается изо всех сил экономить и хватается за любую возможность сократить расходы.

— Просмотрю потом, — сказала она с наигранной беспечностью в голосе. — Интересно, каким стал Каллум? — После его возвращения из Индии они почти не разговаривали.

София поднялась в спальню, заперла почту в своем письменном бюро и с облегчением вздохнула. Рано или поздно придется поставить мать в известность, насколько плохи их дела, но не сейчас. Еще месяц она подождет, а, потом напишет в Лондон, в агентство по найму. Они уже уволили своего ливрейного лакея, и это было потрясением для миссис Лэнгли, которая остро переживала постепенную потерю статуса семьи. Известие о том, что ее дочь собирается сама зарабатывать себе на жизнь, вызовет у нее настоящую истерику.

Спальня была светлой, просто обставленной, отделанной бело-розовым муслином. Девичья комната. «Но я уже не девочка, — думала она. — Мне двадцать шесть. Я старая дева без всякой надежды выйти замуж. Подходящих женихов за милю не видно».

Если бы она вовремя осознала последствия, когда поняла, что больше не влюблена в Даниэля! Надо было сразу ему написать, объяснить все, и они бы мирно разорвали помолвку, это не вызвало бы в обществе ни скандала, ни толков. Тем более что все были удивлены, когда ее отец позволил ей обручиться в столь раннем возрасте и с перспективой отъезда жениха на долгие годы.

Она была слишком пассивной и мирилась со своим неопределенным положением столько лет. Разумеется, за десять лет она изменилась — выросла, созрела, стала независимой и деловой, по мнению матери. Но что может сделать девушка, когда она и не старая дева, и не жена? Она много за это время узнала, имела собственное мнение, свои интересы и свои мечты.

За десять лет ожидания она, конечно, не раз задумывалась о том, что время летит. Но это ее не огорчало, она терпеливо ждала, вела хозяйство и училась. Однако сейчас, думая о прошлом, она начинала сомневаться, испытывая иногда укол совести, — а было ли это терпением и смирением? Возможно, это был эгоизм, она просто наслаждалась спокойной жизнью, ждала будущего, как неизбежного, и ничего не искала. Друзья иногда выражали ей сочувствие по поводу ее вынужденного одиночества, восхищались ее стойкостью, удивлялись, что она никогда не жаловалась. Ее выручало увлечение рисованием: все свое свободное время, всю свою энергию она вкладывала в совершенствование своих художественных навыков.

На столе лежал раскрытый альбом для набросков, и на первой странице был ее автопортрет, который она нарисовала несколько дней назад. София смотрела на себя критическим взглядом, оценивая свою внешность. Вывод был явно не в ее пользу, но она никогда и не обольщалась. За годы отсутствия Даниэля она выросла — вытянулась, но не приобрела округлых форм, оставалась скорее худой, и ее корсаж так и не заполнился заманчивыми выпуклостями. Рост, пожалуй, превышал норму, принятую считаться модной, нос слегка длинноват, рот большой. Но глаза были ничего. Ими она осталась довольна. Они стали темнее, приобрели еще более красивый, темно-голубой оттенок, а возможно, так казалось из-за черных ресниц и волос, которые тоже потемнели, и она превратилась из темной шатенки в брюнетку. София перевернула страницу и стала рассматривать портрет мужчины. Когда она получила известие о скором возвращении Даниэля, она решила нарисовать его, изучив вначале эскиз, который сделала до отъезда братьев в Индию. Это был неважный рисунок — теперь она видела это. Но на его основе можно было изобразить мужчину двадцати семи лет, в которого он превратился со временем. К этому моменту она уже твердо знала, что больше не влюблена в него, но тем не менее продолжала считать, что ее будущее предопределено: Даниэль приедет, женится на ней и даст ей положение в обществе. Его семья, занимавшая высокие посты в Восточной Индийской компании, сможет погасить долги, заставить замолчать всех кредиторов. Когда произошла трагедия и домой вернулся один Каллум, она была слегка потрясена, впервые увидев его после долгого отсутствия. До того как он покинул имение и уехал в Лондон, они встречались всего несколько раз, но все же она заметила: его сходство с нарисованным ею портретом погибшего жениха было поразительным. Он возмужал, избавился от юношеской угловатости, у него была сильная мужская стройная фигура, твердый взгляд карих глаз, в глубине которых пряталась боль и таился опыт, приобретенный за годы; волевой рот. Только волнистые густые каштановые волосы были прежними, непокорная прядь падала на лоб, как и у Даниэля.

София вспомнила, как накануне отъезда в Индию он пытался отговорить ее от преждевременной помолвки. И снова ее кольнули угрызения совести. Как ни странно, но в ее памяти часто всплывали проницательные карие глаза, окидывающие ее оценивающим взглядом. Вывод был не в ее пользу, она это прекрасно понимала. Естественно, что он потом и не думал о ней. Вспомнила она и свою клятву: «Я люблю Даниэля и выйду за него».

Но когда она рисовала портрет жениха, пытаясь представить, каким он стал, ей вдруг пришло в голову: когда он вернется, она честно признается ему: «Я больше не люблю тебя и не хочу выходить за тебя». Потрясенная этой мыслью, она как будто освободилась от тесного кокона и бабочкой выпорхнула на свободу в полный опасности, но прекрасный мир.

И тут же одернула себя. Это всего лишь сон, мечта. Не может леди взять и покинуть джентльмен, с которым обручена. Это будет с ее стороны черной неблагодарностью, особенно после стольких лет ожидания. Никто ведь не ждет браков по любви, любовь не является обязательным условием… И ни одна хорошая дочь не станет пренебрегать долгом, вдруг заявив, что, раз больше нет любви, она не станет выходить замуж. Нет, она не отбросит годы ожидания и не отвергнет союз, который может обеспечить семью и, кроме того, она не останется старой девой в двадцать шесть лет без всякой надежды на новый брак. Каким бы мужчиной ни стал Даниэль, святым или грешником, выйти за него — ее долг.