Эмилия Остен - Страсть и расчёт Страница 2

– За графа, не забудь, – напомнила Луиза.

– Как пожелаешь, – согласилась леди Крайтон. – А сейчас я бы хотела отдохнуть с дороги… Я уже не так молода, силы не те…

Она позвонила в колокольчик, молоденькая горничная, как будто из воздуха, возникла на пороге гостиной.

– Я рекомендую и тебе провести остаток дня в покое и неге, – посоветовала тетя племяннице. – Завтра нас ждут магазины!

Леди Вильгельмина проследовала к дверям гостиной с таким изяществом и легкостью, которые любого бы заставили усомниться в том, что годы угнетают ее, а долгая дорога утомляет. Миссис Крайтон, урожденная мисс Грэхем, дочь мелкого шотландского землевладельца, разбогатевшего на удачных вложениях и основавшего компанию, которая стала приносить баснословный доход, в свои сорок с небольшим лет сохранила стройный стан, кипучую энергию и была все еще красива той спокойной красотой, которая часто сопровождает дочерей Шотландии до самой смерти: светлые, медового оттенка волосы, удачно скрывающие легкую седину, свежий цвет кожи, яркие глаза неуловимого оттенка северного моря, нежный овал лица и высокие скулы.

Луиза во многом походила на свою тетю, но ей, в отличие от леди Крайтон, не досталось высокого роста и стройного стана. Впрочем, девушка, хоть и не считала себя красавицей, тем не менее полагала, что не лишена очарования. Да, ее отличает скорее пышность форм, нежели стройность, – но кто сказал, что это недостаток? А вот живой ум, дополненный отличным образованием, острым язычком и прямотой суждений, – это действительно не самые лучшие качества с точки зрения рынка невест. Луиза уже успела убедиться в этом за те два года, что она выходит в свет. То, что другие дебютантки принимали за чистую монету, вызывало у нее смех, сдерживать который Луиза научилась с превеликим трудом. Может быть, совершенно напрасно.

Что ж, пока тетя отдыхает, можно познакомиться с домом, которому суждено стать их пристанищем на это лето. Пока что очевидно следующее: особняк обошелся в целое состояние. Возможно, потому, что здесь удивительно хорошо обученные слуги. Или из-за того, что дом расположен на Гросвенор-сквер, в одном из самых престижных мест Лондона. Луиза выглянула в окно и подумала, что еще одной причиной столь высокой цены вполне может быть великолепный старый заброшенный сад, прилегающий к дому, очаровательное местечко, чтобы скоротать там несколько часов за чтением. Надо только подняться за книгой в свою комнату, а по пути можно осмотреть особняк изнутри.

Руперт Страйтэм, граф Рэйвенвуд, проснулся довольно рано, однако вставать не спешил. Торопиться ему было совершенно некуда: весь день Руперт намеревался провести в клубе, а пока там соберется привычное общество, допоздна гулявшее вчера на балах, пройдет еще уйма времени. Летний рассвет, прокравшийся в спальню, красиво золотил занавески, и это зрелище располагало к неторопливым размышлениям. Шнурок, ведущий к колокольчику на кухне, оборвался еще позавчера, и на ночь дубовая дверь в спальню графа, которая, будучи закрытой, не пропускала посторонних звуков, оставалась приоткрытой, чтобы графский слуга Том Виггс услышал, когда, проснувшись, хозяин позовет его. Сейчас за дверью царила всепоглощающая тишина, и Руперт решил, что слуги поблизости нет, а значит, можно воспользоваться возможностью и насладиться утренним ничегонеделанием.

Он вспомнил, как вчера в клубе джентльмены едва не поссорились, обсуждая войну с Россией, и этот спор, как бывает со всеми острыми политическими дискуссиями, наверняка продолжится и сегодня, и завтра. По сравнению с началом года людей в клубе поубавилось: часть завсегдатаев теперь находилась в России, которую, согласно молве, со дня на день должно было завалить снегом, и это посреди лета. Слухи ходили дикие, но верили им только те, у кого не хватало ума, чтобы оценить факты. Сам Руперт участия в спорах не принимал, над образом России как места очень дикого и непременно покрытого льдом (и это в двух шагах от Турции) только посмеивался и старался не высказывать своего мнения относительно войны. Не потому, что такового не имел, а потому, что считал подобные разговоры пустой тратой времени. Нужно либо ехать на войну, либо иметь веские основания для того, чтобы остаться.

У графа было две причины не отправляться в Россию – наследство и неприятие войны как таковой.

Наследство заключалось в майоратном поместье и старом лондонском доме. Всеми делами Руперта занимался поверенный, на которого в случае отъезда вполне можно было положиться. Однако никто не отменял того факта, что граф оставался единственным наследником всего этого неумолимо ветшающего имущества и титула, который Руперт должен был передать своим потомкам. А значит, офицерский патент графу было не приобрести. Да и что толку от этого патента? С учетом расходов на его покупку, на экипировку и на офицерское содержание Руперт мог рассчитывать разве что на звание лейтенанта, и то если очень повезет. А потом ждать, когда откроется следующая вакансия, размышлять о том, хватит ли на нее денег, уворачиваться от вражеских пуль, есть плохую пищу, болеть дизентерией и заниматься прочими глупостями, в которых восторженные юнцы видят героизм? Увольте. Граф Рэйвенвуд был для этого слишком практичен. И кроме того, почти разорен, что служило прочной основой трезвого взгляда на действительность.

Ладно, по миру он не пойдет, но выражение «беден как церковная мышь», пожалуй, вполне для него годится. Правда, иногда в необъяснимом приступе благочестия Руперт заходил в храмы и пару раз видел тамошних мышей: было ощущение, что они получали ренту с огромных угодий где-нибудь под Лестером. У церковных мышей есть чему поучиться, думал Руперт.

Вторая причина, по которой военные дискуссии заставляли графа морщиться, – это неприятие войны как способа разрешения важных вопросов. Руперт не был дураком и понимал, что участие в вооруженном столкновении – это зачастую самое простое решение политических проблем, точно так же, как дуэль для джентльмена. Однако он гораздо больше верил в прогресс, чем в силу оружия, и, будучи потомственным землевладельцем, взращенным на плодородных английских нивах, полагал, что земля имеет ничуть не меньшую силу, чем ходящие по ней люди. И не важно, что он сам с этой земли не получал ни капли прибыли, одни расходы. Это не мешало Руперту иметь мнение, которое к тому же не стоило ни фунта, а в зависимости от внутреннего ощущения собственной значимости могло быть просто бесценным.

Коварный солнечный луч пробрался в дыру в занавеске и уколол графа в нос. Руперт пошевелился, вздохнул, откинул одеяло и крикнул:

– Том!