Эмилия Остен - Честь и лукавство Страница 2

Мое доброжелательное отношение к графу Дэшвиллу не переменилось после того, как тетя стала подозревать его особый интерес к нашей семье. Граф казался мне слишком старым для женитьбы и слишком умным, чтобы взять на себя заботу о молодой вертихвостке, поэтому я просто посмеивалась над воображением тети, не принимая во внимание ее богатый опыт. Ведь она служила гувернанткой, ее ученицы регулярно выходили замуж, причем не только за молодых красавцев, и она вдоволь насмотрелась на потенциальных женихов и их манеры.

Прозрение наступило слишком поздно – и вот я уже помолвлена со стариком, сразу переставшим казаться мне симпатичным и образованным джентльменом.

О помолвке мы объявили лишь самым близким друзьям, а срок ее был сокращен до минимума. В самом деле, каждый прожитый день не красил жениха, а я стремилась поскорее совершить непоправимый поступок, боясь, что решимость покинет меня, если у меня найдется время представить свою будущую жизнь, что, при моем воображении, являлось весьма рискованным для данного мною согласия.

Меж тем до свадьбы осталось не более полутора месяцев, да и это время было целиком занято разнообразными хлопотами. Мои милые родственницы старались не оставлять меня одну со своими мыслями, но если матушка делала это из сочувствия и желания поддержать меня, то более проницательная тетушка явно подозревала меня в способности совершить какую-нибудь глупость и сорвать свадьбу.

Наконец все приготовления были закончены, платье и фамильные бриллианты Дэшвиллов прибыли, подарки от друзей скапливались в доме графа, и не успела я осознать происходящее, отгоняя от себя мрачные мысли, как день венчания приблизился уже настолько, что оставалось только принять его как должное.

Ложась в постель накануне свадьбы, я попыталась представить себя в чужом доме, среди незнакомых мне людей, рядом со стариком, который будет иметь на меня все права…

Мне захотелось плакать, но я не желала огорчать матушку покрасневшими глазами и демонстрировать свое несчастье завистливым дамам из общества, которые раньше пренебрежительно относились к нашему семейству.

«Пусть все течет само собой, а там увидим, что случится», – эту реплику из спектакля «Собака на сене», на который нас приглашал граф, я почему-то запомнила лучше всего и была не прочь процитировать в нынешних обстоятельствах. Произнесенная вслух фраза меня приободрила, и вскоре я уже спала спокойно и без сновидений, что в моей ситуации видится значительной победой силы духа.

Глава 2

По дороге в церковь я пыталась найти положительные стороны в своем браке. Ну да, платья, кареты, драгоценности – но зачем мне все это, если некому будет показывать? Граф, к сожалению, не так глуп и наверняка понимает, что молодую жену лучше спрятать куда-нибудь подальше от света и его соблазнов. Так что остаток жизни (по сравнению с моими восемнадцатью годами этот остаток кажется весьма большим!) мне придется провести в деревне в поместье графа, наблюдая за утками в пруду и вышивая покрывало для деревенской церкви.

Правда, у меня хотя бы не будет свекрови. При таком муже свекровь – это уже слишком. А если муж окажется еще скуп и ворчлив, кто знает, каковы эти пожилые джентльмены у себя дома, – так уж лучше сбежать от него с каким-нибудь конюхом. Сначала эта мысль позабавила меня, но вскоре показалась довольно полезной. Пожалуй, надо сразу же пригрозить графу: если он будет меня притеснять, я покрою его славное имя таким позором, что об этом будут говорить много лет.

Конечно, поступить подобным образом я бы никогда не смогла – не потому, что у меня бы не хватило смелости, а потому, что я отношусь к браку с уважением (даже к такому, какого ожидала для себя). Но графу незачем об этом знать, пусть не думает, что каждый самоуверенный старик может купить себе жену-ангела.

У меня даже поднялось настроение, и в церковь я входила с улыбкой, что вызвало недоумение на лице бедной мамы и подозрение в глазах тети. Тетя вообще знала меня гораздо лучше, чем родная мать, и всегда считала, что я слишком живая и проказливая для благовоспитанной девушки. Вот и сейчас она наверняка решила, будто я задумала какую-нибудь каверзу, например, сбежать прямо из-под венца. Мои планы оказались коварней, но я твердо решила сначала обеспечить своей семье достойную жизнь, а уж потом взяться за устройство собственного благополучия.

Выдержать свадебную церемонию мне помогли мысли о свадебном торте. Он представлялся мне огромным облаком из крема и взбитых сливок, висящим в воздухе прямо над головой священника. Я так усердно смотрела в этом направлении, что церковный служка тоже стал искать что-то взглядом, видимо, пытаясь понять, что же привлекло мое внимание.

«Скорей бы уже банкет – буду есть только торт! Если бы все эти напыщенные дамы знали, о чем думает невеста во время свадьбы, они бы попадали в обморок», – я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться вслух.

Однако окончание церемонии оказалось для меня тяжким испытанием. Я опомнилась от своих грез о торте в тот момент, когда священник произнес: «А теперь поцелуйте невесту». Граф поднял фату с моего лица и слегка коснулся моих губ своими сухими губами. Я с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть назад, и тут вдруг поняла, что мои страдания только начинаются. Я очень смутно представляла (нет, вернее, вовсе не представляла), что происходит между мужем и женой в спальне, но каким омерзением это должно было стать для меня, если даже поцелуй старика показался мне отвратительным и едва не вызывал тошноту. Из церкви я выходила подавленная, бессознательно кланяясь в ответ на поздравления и в душе ругая себя за легкомыслие. Если б я сразу сообразила, что мне придется не только жить рядом со старым мужем, но и спать с ним в одной комнате, я бы ни за что не согласилась стать его женой! Пошла бы лучше работать, хотя бы гувернанткой, или уговорила бы маму открыть недорогой пансион или даже школу для бедных детей. А может, стала бы писательницей по примеру мисс Анны Радклифф или сестер Бронте. Пожалуй, я смогла бы. А все моя беспечность, я всегда предпочитала не думать о неприятных вещах, считая, будто все уладится само собой. И вот теперь придется пожинать плоды собственной глупости…

Я не помнила, как вышла из церкви, и пришла в себя только в карете, когда вереница экипажей торжественно направилась к дому графа.

Разглядывая цветочную гирлянду, украшающую карету, и стараясь не смотреть на сидящего напротив мужа, я попыталась навести в мыслях порядок. Ничего теперь уже нельзя исправить, и я должна найти для себя источники радостей. Бедная мама всегда учила меня, что надо мужественно принимать удары судьбы, и я не имею права огорчать ее теперь, когда она считает, что так хорошо устроила мою жизнь.