Хизер Грэм - Мятежница Страница 2

Майору предоставили на полуострове полную свободу действий, приказав покончить со шпионами, бандитами, контрабандистами и теми, кто изменил делу федералистов. При особой необходимости даже разрешалось наносить ущерб девственной природе Флориды. Не получая конкретных заданий, он должен был действовать, исходя из обстановки. Это означало, что майор Маккензи не имел непосредственного начальника, которому приходилось бы подчиняться.

Необычная ситуация располагала к столь же необычным методам ведения войны. Майору Маккензи было не по себе, когда несколько человек, подозреваемых в шпионаже, оказались на виселице. Если солдаты погибали в бою, это представлялось ему печальным, но вполне объяснимым. Они умирали в честном сражении. Но когда местные федералисты сами начали вершить правосудие и чинить расправу, Маккензи воспринял это как откровенный разбой и насилие и, усомнившись в справедливости войны, решил, что он сам и его солдаты — не борцы за объединение страны и защитники своих жилищ, достойные славы и почета, а обыкновенные убийцы.

— Корабль! — прозвучал в ночной тиши приглушенный шепот старого Сэма Джонса. — Черт побери, майор, вы были правы!

Хотя вся рота уже не раз убеждалась в сверхъестественной способности их командира предвидеть события, сейчас многие солдаты полагали, что корабль мятежников едва ли осмелится войти в бухту.

— Спокойно, ребята, — предостерег майор. — Мы не можем сразу захватить корабль. Но это отнюдь не значит, что мы позволим кому-либо помешать нам завладеть грузом этого суденышка. Надо подождать, пока хотя бы часть команды высадится на берег. А это обязательно произойдет. Но главная наша задача — схватить Мокасинового Змея.

Шпион, не отрываясь, смотрел на приближавшийся берег. Он считал, что уже почти дома, и радовался этому, ибо война оказалась более утомительным делом, нежели все то, чем ему приходилось заниматься ранее. Шпиона терзали сожаления: горячо желая служить тому, что считал справедливым, он превратился в Мокасинового Змея и угодил в опаснейшую шпионскую игру.

Он глубоко верил в дело южан. В право каждого штата на самоопределение. Именно этого в свое время добивались британские колонии в Северной Америке, дружно начавшие борьбу с Англией за свою свободу, самостоятельность и право строить жизнь по-своему.

Но все же в душе шпиона не утихало беспокойство. И все чаще его преследовал страх. Теперь Мокасиновый Змей хотел бы свернуться в кольцо подобно питону и незаметно ускользнуть. Правда, пока все шло как нельзя лучше. Ему удалось спасти жизнь многим мятежникам.

Его информация получала высокую оценку. А операции по шпионажу искусно планировались.

Но времена менялись. И может быть, сегодня было бы разумнее незаметно скользнуть в воду, раствориться в тумане истории и начать жизнь заново. Возможно, не столь романтичную, но, во всяком случае, дающую какие-то надежды на будущее. Если только…

Корабль достиг середины бухты, замедлил движение и вскоре совсем остановился.

— Спустить шлюпку! — вполголоса скомандовал капитан — суровый, даже грубоватый моряк, плававший до войны чуть ли не по всем морям.

Мокасиновый Змей знавал его и раньше. Они даже успели стать близкими друзьями. Ни тот ни другой, принимая участие в войне, не ждали от этого никаких личных выгод, а тем более богатств. Хотя шпион и провозил контрабандой на полуостров такие товары, как хинин, эфир, хлороформ или опиум, но только для оказания медицинской помощи и спасения людей. Однако эти операции доставляли много беспокойств федералистам, и те известили все прибрежные порты о том, что Мокасиновый Змей куда опаснее самой ядовитой змеи, а потому шпиона надо немедленно взять живым или мертвым, а затем расстрелять или повесить — по усмотрению того, кому удастся его поймать.

Мокасиновый Змей не хотел и думать ни об этих угрозах, ни тем более о том, что они будут приведены в исполнение. Хотя порой и поеживался от страха.

В этот вечер Змей надел шляпу с широкими, скрывавшими лицо полями, а также широкое до пят пальто с плечами дамского покроя и множеством карманов, набитых золотом, корреспонденцией, американской валютой и опиумом. С подобной начинкой пальто оказалось настолько тяжелым, что, прыгнув в воду, шпион непременно пошел бы ко дну. Но ширина пальто и пуговицы с большими петлями давали возможность легко освободиться от него, а позднее выудить из воды.

В тот вечер все шло как по маслу. Берег выглядел безлюдным. К тому же здесь шпион чувствовал себя дома. Всматриваясь зоркими, как у кошки, глазами в темневшую впереди прибрежную полосу, он не замечал ничего подозрительного. Луна все еще пряталась за облаками, но вдруг они расступились, и землю залил таинственный желтоватый свет. Вода, однако, осталась черной, а деревья утонули в собственной тени. Мокасиновый Змей вновь окинул пытливым взором берег. Ничего подозрительного… Ничего… Кроме…

— Подождите, — чуть слышно сказал Мокасиновый Змей, и капитан, уже собравшийся дать команду гребцу принять шпиона в шлюпку и отвезти на берег, знаком остановил матроса.

— Вы что-то заметили? — Капитан, нахмурившись, вгляделся в ночную тьму.

Да, в тени деревьев что-то зашевелилось. Внезапно по спине шпиона пробежал холодок страха. За деревьями сверкнули два красноватых огонька. Змей еще пристальнее вгляделся в темноту. И вдруг беззвучно рассмеялся:

— Да это же просто молодой олень!

— Кто? — переспросил капитан.

— Обыкновенный олень. Так блестят его глаза.

— А… Вот оно что!

— Да. И только-то.

— Дженкинс, возьми Мокасинового Змея. Он сейчас спустится к тебе в шлюпку.

— Слушаюсь, капитан! Капитан повернулся к шпиону:

— Прошу вас, будьте осторожны!

— Не беспокойтесь, сэр!

— Помните, ваша жизнь куда ценнее того, чем набиты карманы этого длинного пальто. Ибо вас никто не сможет заменить.

— Запомню, сэр. А сейчас мне пора.

Капитан кивнул с удрученным видом. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но не находит слов. Внезапно его охватил какой-то странный, предательский страх.

Мокасиновый Змей заметил это, и ему стало не по себе.

— Будьте осторожнее, — мрачно повторил капитан. Змей только снисходительно улыбнулся.

— Я знаю, что делаю, сэр!

— Нам пора, сэр, — донесся из шлюпки голос Дженкинса.

Дженкинс, фанатично преданный делу, был готов умереть на поле сражения, если это угодно Всевышнему. Но, уроженец Джэксонвилла, он привык к городской жизни и люто ненавидел южный район штата с его обманчиво прекрасной береговой линией, за которой скрывались непроходимые болота.

Змей осторожно спустился по узкому трапу в шлюпку. Дженкинс тотчас погрузил весла в воду, и утлая скорлупка понеслась через спокойные воды бухты к берегу, быстро приближавшемуся к ним.