Джессика Трапп - Властелин наслаждений Страница 2

Годрик вошел в святилище, и во рту у нее пересохло. Одетый в пышный свадебный наряд, с блестящими серебряными шпорами, он был самым замечательным мужчиной, какого она когда-либо видела. Голубой плащ с желтой вышивкой подчеркивал его широкие плечи и стройную талию. Лосины и высокие сапоги обтягивал и длинные мускулистые ноги. Крупные натруженные руки воина поглаживали перчатки из оленьей кожи, прямо остриженные черные волосы, рассыпавшись по его плечам, обрамляли худощавое, тонко очерченное лицо. Нос с аристократической горбинкой и темные брови придавали ему грозный вид, но глаза светились умом и тайным сладострастием, а великолепные чувственные губы смягчали резкие черты.

«Интересно, что испытываешь, когда тебя целуют такие губы?»

Мейриона проглотила комок, подступивший к горлу; она никак не могла оторвать взгляд от вошедшего.

– Леди Мейриона?

Когда она услышала этот низкий, хрипловатый голос, сердце ее чуть не выскочило из груди.

– Да, это я.

– Годрик из Монтгомери. – Он поклонился и обвел взмахом мускулистой руки пышно украшенную церковь.

– Почему вы здесь одна и в темноте? Кажется, нас должны здесь обвенчать…

Ее руки запутались в складках плаща.

– Я не могу выйти замуж за йоркиста, – прошептала Мейриона.

– Что? Что вы сказали? – Он шагнул ближе, и его высокомерие будто заполнило все пространство собора. – Повторите, я не расслышал.

Она прочистила горло, подавляя желание вскочить и броситься прочь. Даже без меча ее жених казался вполне способным вырвать чье-либо сердце.

– Мои извинения, сэр. Это волнение невесты. – Мейриона отвела глаза в сторону и остановила их на укрытой в тени большой раскрашенной статуе Иисуса. Его немигающий взгляд уже вынес ей приговор, и она глубоко вздохнула. Разве Богу нужна та куча золота, с помощью которой ее отец подкупил священника, намереваясь расторгнуть помолвку?

Низкий голос Годрика прервал ее мысли:

– А где же гости?

Их взгляды скрестились, и взгляд темно-синих, окаймленных черными ресницами глаз словно пронзил Мейриону.

– Они вскоре прибудут.

Годрик кивнул; по-видимому, ответ его удовлетворил.

– Не ожидал, что наследница Уайтстоуна окажется такой красавицей.

Мейриона вздрогнула. Сам дьявол не мог искушать более ловко.

– Сэр, умоляю вас…

– Но это правда. – Хрипловатый голос звучал слишком самоуверенно.

– Нет!

Мейриона знала, что небольшое количество свинцовой пудры не могло скрыть ее румянец, и в раздражении сжала губы; она вовсе не хотела предстать перед ним бесхарактерной деревенщиной, которая краснеет и заикается, стоит лишь мужчине отпустить ей комплимент. И все же вырвать руку она не осмелилась – у Годрика могли возникнуть подозрения.

Он подмигнул ей, не обращая ни малейшего внимания на ее ложь. Казалось, он мог читать ее самые потаенные желания, видеть сквозь ее скромное зеленое платье и желтую нижнюю сорочку.

– Миледи, – прошептал Годрик, наклоняясь совсем близко, – вы не должны опасаться тайных желаний, возникающих между мужчиной и женщиной.

Ее пронзила дрожь. От него так пахло свежим дождем, диким ветром и успокаивающим дымом походного огня, что Мейриона ощутила жгучее желание невозможного.

– Это неправильно, этого не должно быть, – прошептала она скорее себе, чем ему.

Годрик погладил кончики ее пальцев, и тело девушки затрепетало от предательского желания.

– В природе нет ничего более правильного. – Он поднес ее руку к своим мягким, как весенний вереск, губам и поцеловал нежную ладонь.

Мейриона дернулась, словно от ожога, но рыцарь продолжал крепко держать ее за руку… как вдруг слабый звук извлекаемого из ножен меча негромким эхом отозвался в тишине собора. Услышав его, Годрик бросил взгляд через плечо.

Испустив воинственный клич и размахивая мечом, пожилой рыцарь выскочил из своего укрытия, а мгновение спустя толпа вооруженных людей заполнила церковь.

Когда отец неожиданно набросился на ее жениха, Мейриона бросилась вперед, но Годрик оттолкнул ее и прикрыл своим телом. Молниеносно выхватив из сапога небольшой кинжал, он приготовился отразить атаку.

Пожилой рыцарь двинулся вперед, держа в вытянутой руке меч, нацеленный прямо в сердце Годрика; воины, набившиеся в церковь, также обнажили свои мечи. Запах кожи и пота заглушил запах ладана.

Пресвятая Мария! Что же она наделала?

Мейриона проскользнула вперед:

– Нет, отец! Мы можем завершить это иначе! Годрик свирепо взглянул на нее:

– Завершить что? Мейриона опустила взгляд.

– Я не могу выйти за вас замуж. – Она коснулась ладонью его предплечья, словно моля о понимании.

– Моя дочь никогда не выйдет замуж за бастарда! На лице Годрика замешательство сменилось неверием.

– Что?

Мейриона поежилась под его взглядом и повернулась к отцу.

– Это не…

– Молчи!

Солнечные блики, отражаясь от мечей воинов, сложились в яркую радугу.

Взор Годрика, ледяной, как вершины Сноудонии[1], обратился к Мейрионе. Гнев и напряжение сжали его плечи.

– Так, значит, ты ждала здесь в темноте в качестве приманки? – Он крепче сжал ее руку, и из его глаз исчезла всякая любезность.

– Мне не оставили выбора.

– Не оставили выбора?

Мейриона сжалась. Если Годрик предпочтет драться, его кровь будет на ее совести: в одиночку против толпы вооруженных воинов он не имел ни единого шанса.

– Пожалуйста! От вас всего лишь требуется подписать бумаги.

– Какие именно?

– О разрыве помолвки. Мой отец их уже подготовил. Взгляд, полный ненависти, чуть не сбил ее с ног.

– Ты принадлежишь мне. – Эти слова прозвучали, как крик. Молниеносным движением рыцарь схватил ее за талию и рывком прижал к себе.

Отец Мейрионы стремительно бросился вперед, но лезвие кинжала Годрика, холодное и острое, не позволило ему приблизиться.

Вызывающе глядя на врага, Годрик стащил с головы Мейрионы вуаль и поцеловал невесту. Тяжелые золотисто-каштановые волосы рассыпались по ее плечам.

Разум требовал, чтобы она воспротивилась, но его губы, прижавшись к ее губам, обожгли Мейриону своим прикосновением. Беспокоящий жар разлился по всему телу девушки, когда язык Годрика ткнулся в ее губы, требуя входа.

Где-то в отдалении она смутно слышала голос отца. Рука, держащая ее, напряглась, кинжал уперся ей в спину. Потом время провалилось в головокружительную волну возбуждения, и она перестала чувствовать что-либо, кроме его губ и почти преступного желания.

Вдруг он резко оттолкнул ее. Задыхаясь, Мейриона попыталась собраться с мыслями, но они казались такими же спутанными, как ее волосы. Взгляд отца, полный осуждения, словно грозил ей, а ее щеки пылали от стыда – ведь она даже не попыталась воспротивиться поцелую.